Т. В. Зуева Б. П. Кирдан

Там прорыты ямы, норы.
Там работают шахтеры.
ОДна яма там такая,
ОгромаДная, большая —
Сорок сажен глубины,
Три аршина ширины!
Сверху зДания большие.
Там машины паровые
И канаты Дротяные.
В них провеДен там шнурок,
Наверху висит звонок;
Только Дернешь за шнурок,
Сверху вДарит молоток,
Верховой Дает свисток.
Не успел он просвистать —
Накопилось — негДе, встать!
В шахту всех нас швыронуло!
Не успел сказать и слово.
Уж кричат: "Слезай, готово!"
По проДольным разошлись.
Заработушку взялись, —
Распроклята жизнь шахтера!
День и ночь мы работаем,
Ровно в каторге сидим,
День и ночь мы со свечами
Смерть таскаем за плечами!
ОДин Бог небесный с нами.
Никакой нужДы не знаем!
По проДольным мы гоняем.
Спину все себе сДираем! ОДин Бог небесный с нами, Никакой нужДы не знаем!
Вот как описывается гибель шахтера, которого слишком второпях тащат из шахты. Садясь в бадью,
С белым светом он простился:
"Прощай, солнце, прощай, месяц,
прощай, белая заря!
Все премилые Друзья!"
ВДруг баДейка всколыхнулась —
В шахту беДный полетел..
. А вот как живут шахтеры:
<...>Что шахтерски жизнь проклята.
не веДает про то?^CCCXL
В Божью церковь он не хоДит,
Он не знает про нее.
День и ночь он работает,
Ровно в каторге всегДа!
ПриДет празДник-воскресенье —
Уж шахтер До свету пьян!
В кабачок бежит Детина —
Словно маковка цветет;
С кабака ползет Детина —
Как лутошечка гола!
Ой, гола-гола-гола —
В чем мамаша роДила!
Кабак и ободрение пропащего житья — единственно вот в чем русский рабочий совершенно справедливо видит облегчение своего каторжного труда. Никаких иных перспектив он и не подозревает даже. Неведомая сила вытас­кивает его из дому и тащит его в яму, под землю, на сорок сажен глубины. Он с испугом озирается кругом: "Прощай, солнце! Прощай, месяц! Прощай, милые друзья!.." Он день и ночь во тьме, с ободранной спиной. И что впереди? Так ли будет всегда? Не видно, чтобы он хоть на минуту допустил мысль о каком- нибудь изменении в своей участи. <„> Страшное дело этот "рабочий вопрос" вообще, но наше решение его единственно только при помощи кабака слишком уж просто"¹.
Частушка была популярна в рабочей среде — она живо реагировала на об­щественно-политические события, нередко приобретая сатирическую окраску:
Сколь народу, сколь народу.
Сколь нароДу мучится!
А у наших у хозяев с жиру брюхо пучится.
Приемы традиционной народной лирики в рабочих частушках выветрива­лись. Как отмечала Н. П. Колпакова, частушки на острые социальные темы были "построены полностью на самых обычных интонациях разговорной (хотя очень часто и озлобленной) речи, с будничной лексикой, с той системой синтаксиса, ко­торая ничем не отличается от построения прозаических фраз. <...> Это была ча­стушка малопоэтичная, но правдивая и резкая, суровая без прикрас, четкая по мысли и социальной остроте, не прикрытой никакими поэтическими уподоблени­ями и сравнениями"¹.
Прозаические жанры рабочих были представлены преданиями, легендами, сказками, а также их промежуточными, пе'ре'ходными формами.
С легкой руки писателя П. П. Бажова в фольклористику для опреде­ления рабочей прозы вошел термин "сказ", который, как позже было уста­новлено, не обозначал никакого нового фольклорного явления. По этому по­воду С. Н. Азбелев писал следующее: "Некоторые исследователи давно уже утверждали, что новый жанр прозаического фольклора не только возник, но и процветает — это жанр "сказов". Выяснилось, что эти исследователи по су­ществу выдавали желаемое за действительное. "Сказы" оказались предания­ми, легендами, сказками, воспоминаниями, т. е. жанрами, которые существу­ют уже многие сотни лет. Современные исследователи рабочего фольклора по­ка не привели данных, которые действительно бы свидетельствовали о возник­новении новых жанров"^{CCCXLI CCCXLII}.
Среди произведений несказочной прозы рабочих значительное место зани­мали предания. В них рассказывалось об основателях промышде'нных предприятий (например, о Никите Демидове, построившем в XVIII в. первые заводы на Урале). Сохранялись семейные предания о рабочих династиях. В местах, по которым прока­тилась крестьянская война под предводительством Пугачева (1773—1775 гг.), расска­зывали предания об этих событиях..
Рабочие создали социально-утопические легенды о благородных разбойниках — народных заступниках (Сороке, братьях Бе-лоусовых и др.). У героев этих ле­генд, как правило, были реальные жизненные прототипы.
Условия Урала, Сибири и других мест, где рабочие жили в окружении су­ровой и дикой природы, привели к возрождению языческих верований.
Д. К. Зеленин, записывавший сказки в начале XX в. в районе Каш- тымско-Каслинских заводов Екатеринбургского у., в предисловии к сборнику "Великорусские сказки Пермской губернии" писал: "Занятая Уральским хреб­том, его разветвлениями и отрогами, гористая и лесная местность в громад­ной своей части необитаема как непригодная для земледельческой культуры. Она известна у местных жителей под именем "Урала , и слово это понимается здесь не в смысле определенного горного хребта, а в смысле дикого, необита­емого и малодоступного места. Дремучие, необозримые леса в этом "Урале", часто еще и поднесь не тронутые топором дровосека, глубокие долины, камен­ные вершины и скалы, богатство животного царства, особенно же змей, яще­риц и насекомых, жизнь коих народу совершенно неведома; наконец, обилие больших и малых озер с их камышистыми берегами и каменными необитае­мыми островками, — все это не могло не производить на обитающего тут че­ловека впечатление чего-то таинственного, волшебного; все это должно было направлять воображение местного жителя в таинственный мир неведомого и чудесного, усиленно питать веру в близость этого чудесного и таинственного"^CCCXLIII.
Среди рабочих возникли мифологические рассказы о хозяевах недр (см. в Хрестоматии сибирскую быличку о Горном Батюшке), о природных богатствах и тех умельцах, которые смогли их взять из земных недр. Подобными рассказами уральских рабочих воспользовался писатель П. П. Бажов ("Малахитовая шкатул­ка").
Сказки рабочих, известные в очень небольшом количестве, представляли собой занимательные' повествования, близкие анекдоту (см. в Хрестоматии "Кузнец и черт "). Они изображали адскую, каторжную жизнь рабочих и сатирически рисо­вали владельца завода. Чудесное в этих сказках представало как сатирическая ме­тафора.
У рабочих бытовали многие общенародные пословицы и поговорки, ко­торые, как и повсюду в живой речи, приспосабливались к новым условиям. По их образцу создавались собственно рабочие изречения, специфичные по со­держанию. В пословицах рабочих ценилось профессиональное мастерство и умение (Всякая работа мастера хвалит), подчеркивалось, что мастерству надо учиться (Кукушка — не ястреб, а неуч — не мастер). Пословицы рассказывали о тяжелых условиях жизни рабочего человека (Батюшка Питер бока наши по- вытер, братцы-заводы унесли годы, а матушка-канава совсем Доконала; золото Добываем, себе могилу копаем; хлеб и вода — шахтерская еда). Отрицательную характеристику получали хозяева (Хозяину чужое горе не горько; кому чай да ко­фей, а нам чад да копоть).
В конце XIX — начале XX в. в рабочей среде возникли пословицы о политических событиях, например о расстреле демонстрации перед Зимним дворцом в 1905 г. (Ко дворцу шли просители, а от дворца мстители; пятый год фабрикантам даром не пройдет). Некоторые пословицы этого периода напоми­нали лозунги (Дай песне волю — она тюрьмы раскроет, непорядок разроет), а также иносказательные призывы (Руби столбы, заборы сами повалятся).
Со временем в пролетарскую среду быстро вошла книга, потеснив уст­ную поэзию. С 60-70-х гг. XIX в. в песенный репертуар рабочих через пропа­гандистские газеты и журналы начали проникать стихотворения поэтов- революционеров, в которых преследовались политические, агитационные це­ли. Народник П. А. Лавров на мелодию и размер французской "Марсельезы" создал стихотворение "Отречемся от старого мира". Появились созданные марксистами революционные гимны и марши, также нередко имевшие свои литературные образцы ("Варшавянка" Г. М. Кржижановского, "Смело, това­рищи, в ногу" П. А. Ради-на, "Интернационал" А. Коца и др.). Они исполня­лись на маевках и демонстрациях.

4. 
   ФОЛЬКЛОР ПЕРИОДА ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ
   

В годы Великой Отечественной войны (1941-1945) процессы создания и бытования устного народного творчества протекали особенно быстро.
Фольклор периода Великой Отечественной войны — это произведения различных жанров: песенные, прозаические, афористические. Они создавались самими участниками событий и боев,
тружениками фабрик и заводов, колхозных полей, партизанами, жителя­ми временно оккупированных районов, узниками фашистских концлагерей и тюрем, девушками, насильно угнанными в гитлеровскую Германию. В этих произведениях нашли художественное отображение жизнь и борьба народов нашей страны, героизм защитников отечества, вера в победу над фашистскими захватчиками, горечь отступления, радость победы, преданность Родине и предательство, верность в любви и любовные измены.
Фронтовой фольклор — произведения народного поэтического творче­ства, созданные на фронтах Великой Отечественной войны воинами всех наци­ональностей СССР. Он бытовал преимущественно на языке межнационального общения — русском. Фронтовой фольклор был распространен во всех родах войск: среди летчиков, моряков, танкистов, связистов, пехотинцев, саперов. Основные жанры фронтового фольклора — песни, частушки, предания, устные рассказы, анекдоты, пословицы, поговорки, загадки.
Особенно распространено было песенное творчество фронтовиков. Их песни в жанровом отношении многообразны: марши, баллады, песни юмори­стические, лирические песни-письма и песни-ответы, сатирические песни- пародии, высмеивавшие фашистов и их главарей.
Так, старая городская песня "Крутится, вертится шар голубой..." в предвоенные годы получила широкую популярность благодаря кинофильму "Трилогия о Максиме" (сценарий Г. Козинцева и А. Трауберга). Фильм часто демонстрировался в городских и сельских кинотеатрах и клубах, с экрана пе­сенка быстро шагнула в зрительскую аудиторию, ее распевала молодежь.
В военное лихолетье эта незамысловатая песенка стала источником для произведений, высмеивающих фашистских захватчиков и их главарей. На раз­личных фронтах звучали ее сатирические и юмористические переделки о том, как крутится, вертится Гитлер чумной — влип он в историю с этой войной.
В годы войны создавались и другие многочисленные подтекстовки на ме­лодии популярных песен профессиональных авторов. Среди них "Катюша" М. Исаковского и М. Блантера^CCCXLIV, "Синий платочек" Е. Петерсбурского, Я. Галиц­кого и М. Максимова, "В землянке" А. Суркова и К. Листова, "Темная ночь"
В. Агатова и Н. Богословского. Исполнение разных текстов на одну ме­лодию — явление, характерное для частушек, а также для некоторых жанров старого, классического фольклора (былин, исторических песен, баллад).
Фронтовые песни распространялись не только устно, но и в письменной форме. Они вкладывались в письма, заносились в записные книжки, девичьи альбомы, помещались в боевых листках, печатались в дивизионных и армей­ских газетах.
Фронтовой фольклор — своеобразная поэтическая летопись войны. Бы­ли сложены песни об обороне Одессы, Москвы, Севастополя, Ленинграда, Сталинграда и других городов, о подвигах отдельных героев. Главная тема фронтового фольклора — защита Родины, русской земли, которую в песнях называли священной, роДной, любимой. Народ особенно дорожил песнями, в которых возникали индивидуализированные образы безымянных героев: тан­кист, связист, летчик, моряк Черноморского флота. Фольклорный образ совет­ского солдата представал в героике подвига и в лирике чувств.
Десятки тысяч произведений возникали по горячим следам событий, устный репертуар обновлялся вслед за изменяющейся обстановкой.
Б. П. Кирдан, один из авторов настоящего учебника, в книге, вышед­шей к 50-летию Победы, писал: "В сентябре 1941 г. меня, окончившего курсы младших лейтенантов, направили в 345 стрелковую дивизию, которая фор­мировалась в Махачкале и Дербенте (Дагестан). Там я впервые увидел море — детство мое прошло в степном районе Украины. Увидев безбрежные вод­ные просторы, я вспомнил песню, которая пользовалась популярностью в моих родных местах: