Монография представляет собой исследование традиционной вышивки

хан-атласом. 
Декор 
торб аналогичен декору сумок ойна-
халта – это центрические композиции в 
Бугджома производились из фабричной ткани 
размером 3х3 м и меньше; известны также 
тканые варианты этого вида изделий

---

130
сады небесные и сады земные
обрамлении каймы, растительные элемен-
ты преобладают над зооморфными (рого-
образные мотивы 
шохча, кучкорак).
Фиксируемые нами 
ойна-халта были вы-
полнены большей частью в 1960-х гг. Как и 
бугджома, они демонстрируют сохранение 
старинных степных символов при освоении 
мотивов, характерных для вышивок 
сюзане. 
Так, в Байсуне (кишлак Мунчок) были вы-
явлены 
ойна-халта с древнейшим степным 
символом – крестообразным мотивом с за-
витками рогов по краям (
кучкорак). Так-
же сохраняет свою популярность вихревая 
розетка. Но чаще всего мастерицы отдают 
предпочтение круглым розеткам из репер-
туара 
сюзане. Композиция из одной цен-
тральной и четырех угловых розеток получи-
ла название 
панджа – т.е. состоящая из пяти 
элементов. Декор 
ойна-халта 1970–80-х гг. 
все более деградирует: основным мотивом 
выступают обычные круги, иногда – в фе-
стончатом обрамлении (Дашнабад). Наво-
лочки 
болиш также демонстрируют традици-
онный степной дизайн – вихревые розетки, 
крестообразные элементы 
кучкорак.
Более мелкие вышитые изделия – мешоч-
ки для чая и соли – 
чой-халта, туз-халта – 
большей частью остались достоянием мест-
ных краеведческих музеев; в художественном 
отношении эта группа демонстрирует пол-
ную деградацию стиля, тем не менее покоря-
ет трогательной наивностью своего декора. 
В оформлении этих предметов нами были 
встречены лишь растительные мотивы – еди-
ничные фестончатые розетки, нарисованные 
произвольно, без соблюдения сколь-либо за-
метной симметрии, либо крестообразный 
элемент с примитивными цветочными паль-
меттками по краям. В качестве дополнитель-
ных элементов на одном из 
чой-халта – сти-
лизованное изображение уточек. По краям 
вышитые мешочки обязательно украшались 
кисточками-
пупак.
В целом художественный текстиль кун-
гратов отражает привязанность к степным 
традициям. В их среде до сих пор существует 
понятие 
насл бузилмасин – «чтобы род не ис-
портить», которое проявляется в отказе от 
смешанных браков, сохранении культурного 
и художественного своеобразия (Хакимов, 
Гюль, 2006, с. 168). Тем не менее традиции 
постепенно деградируют, смыслы утрачива-
ются, «степные» символы упрощаются, им 
на смену приходит растительно-цветочный 
декор. Дальнейшее развитие вышивки кунгра-
тов связано с освоением ее крупных форм.
Небольшие вышивки ойна-халта демонстрируют упадок художественного уровня, 
тем не менее они покоряют трогательной наивностью своего декора. Байсунский район, 
Сурхандарья, середина ХХ в.

---

131
к символике мотивов вышивки локальных центров
Сюзане со свободным расположением цветочного орнамента. Кишлаки Дуоба и Мунчок, 
Байсунский район, Сурхандарья. 1980-е гг.
Если локайская вышивка постепенно ис-
чезает к середине ХХ в., то кунгратская эво-
люционирует, испытывая влияние оседло-
земледельческой культуры. В 1950–70-е гг. 
кунгратские женщины все чаще производят 
крупные вышивки – 
сюзане, ним-сюзане, джой-
пуши, джойнамазы, зардеворы, демонстрируя 
отмечаемые исследователями «явные при-
страстия к активным художественным экс-
периментам». Их декор, с одной стороны, 
сохраняет традиционный кочевнический 
дизайн, с другой – отражает отчетливое 
влияние городских центров. Так, к примеру, 
джойпуши из Шерабада с крупными рисун-
ками бараньих рогов на серединном поле 
практически полностью аналогичны кашка-
дарьинским – очевидно, речь идет о единой 
традиции, распространяемой переселив-
шимися из Кашкадарьи семьями кунгратов. 
В этой связи упомянем об аналогичной 
ситуации с сурхандарьинскими (Байсун) 
коврами (
гаджари, окэнли, кохма), которые 
имеют много общих черт с коврами других 
районов Узбекистана, где сохранились тра-
диции «кочевнического» искусства (Хаки-
мов, Гюль, 2006, с. 166). Не случайно в свое 
время С.М. Дудин объединил в одну группу 
ковры узбеков Кашкадарьинской и Сурхан-
дарьинской долин (племен кунград, мангыт, 
локай, катаган и др.) (Дудин, 1928).
Во втором случае мы встречаем кун-
гратские 
сюзане по мотивам «городских» 
вышивок Самарканда и Бухары, при этом 
заимствованные мотивы и композиции мак-
симально укрупняются, превращаясь в свое-
го рода геометрические абстракции. Так, на 
зардеворах из Дашнабада (1960-е гг.) в каче-
стве основного мотива используется транс-
формированный популярный в бухарской 
школе узор каймы 
герати – во много раз 
увеличенные и упрощенные круглые розет-
ки, соединенные между собой диагоналями 
массивных зубчатых листов. Подражания 
самаркандской классике – ряды круглых ро-
зеток в лиственных венках – выглядят как 
круги, между которыми размещены кресто-
образные мотивы (
сюзане Дашнабада).
К числу самобытных изделий относятся 
сюзане байсунских кунгратов со свободным 
расположением цветочного орнамента, 
не имеющие аналогов у других этнических 
групп. Цветы разнообразны по рисунку, 
преобладает изображение степного тюльпа-
на, в качестве дополнительных элементов – 
простые фестончатые розетки и пальметты. 
Узкий бордюр часто решен в типично сур-
хандарьинском стиле – круги круглых розе-
ток в сочетании с пятилепестковыми рост-
ками. Художественный анализ этих 
сюзане 
весьма красноречиво говорит о том, что, 
поддаваясь очарованию растительного де-
кора, кунгратские мастерицы не копируют 
слепо цветочные мотивы из вышивок осед-
лого населения, а используют собственный 

---

132
сады небесные и сады земные
творческий потенциал, обращаясь к хорошо 
знакомой им родной степной флоре.
Интересно, что декор байсунских 
сюза-
не второй половины ХХ в. демонстрирует 
определенную стилистическую и тематиче-
скую общность с декором рассмотренных 
выше крупных вышивок кунгратов Кашка-
дарьи (тех, которые получили неверную, 
на наш взгляд, атрибуцию «Шахрисабз, ло-
каи»), свидетельствуя о развитии единой 
художественной традиции. В обоих случаях 
преобладают весьма специфические цветоч-
ные мотивы, не имеющие аналогов в других 
известных нам центрах. В этой связи трудно 
оценивать эту группу как «некий перифе-
рийный вариант» (Хакимов, Гюль, 2006, 
с. 118), скорее это излет весьма развитой и 
популярной у кунгратов в начале ХХ в. рас-
тительной композиции. Параллели с бай-
сунским материалом еще раз позволяют 
утверждать, что неверно предписываемые 
локаям шахрисабзские 
сюзане принадлежат 
культуре кунгратов.
В репертуар современной кунгратской 
вышивки входят также 
зардеворы с геральди-
ческим изображением парных (или одинар-
ных) птиц – 
товус нусхали, с узором павли-
на (Байсун) (Хакимов, Гюль, 2006, с. 118). 
Генезис этой популярной древневосточной 
композиции у кунгратов нуждается в даль-
нейшем осмыслении.
Резюмируя, можно отметить, что вы-
шивка полукочевых племенных групп стала 
ярким феноменом в истории узбекского 
текстиля. Обладающая оригинальным сти-
лем, она вбирала в себя древние сакральные 
смыслы, связанные с идеей продолжения и 
сохранения рода, племени, общины. Переход 
к оседлому образу жизни, перипетии обще-
ственного развития стали нелегким испыта-
нием для культуры кочевников. Прикладное 
искусство локаев значительно пострадало в 
1920–30-е гг., в период установления совет-
ской власти, сопровождавшегося вооружен-
ным противостоянием местного населения; 
кунграты, перейдя к оседлому образу жизни, 
постепенно утрачивали традиции «степно-
го» искусства и одновременно испытывали 
воздействие культуры оседлого населения, 
перенимали новые для себя стереотипы по-
ведения, в том числе – в художественной сфе-
ре. Забвение традиций обессмысливало тай-
ные знаки прошлого. Однако сохранившиеся 
образцы по-прежнему несут в своих узорах 
сильнейший магнетический заряд, притяги-
вая внимание коллекционеров всего мира.
Сюзане с двумя птицами. 
Кишлак Кофрун,
 Байсунский район, 
Сурхандарья. 1979 г.

---