Ли Мён Бак чудес не бывает

Зачинщик забастовки 3 июня 
В 1964 году, когда я перешел на 4 курс, студенческое движение было почти на пике. 
Военной администрации, которая в своей предвыборной кампании пообещала 
развитие экономики, был нужен капитал. Из-за чего правительство торопилось с 
нормализацией официальных отношений с Японией, что осущест-влялось уже со 
времен президента Ли Сын Мана. 
Несмотря на открытую политику восстановления корейско-японских отношений, 
это было непростой задачей из-за традиционной неприязни корейцев к Японии. Но 
военная администрация все равно вела секретные дипломатические переговоры, что 
привело к еще большим подозрениям и протестам населения. Наконец, 
оппозиционная партия и общественные организации создали «Общенародный 
комитет по борьбе с позорной дипломатией в отношении Японии» и начали объезжать 
регионы. 
Даже на фоне таких протестов спикер Республиканской партии Ким Джонг Пиль 24 
марта поехал в Японию для завершения переговоров, и тогда в центре Сеула на улицы 
вышло 5 тысяч студентов. 
В начавшейся в Сеульском университете 24 марта забастовке были жертвы, после 
чего протесты распространились по всей стране. Были ранены 81 студент, а 288 
человек задержаны. В тот день в 3 часа дня в университете Коре собралась тысяча 
человек, студенты приняли «манифест против позорной, не объективной дипломатии в 
отношении Японии» и вышли на улицы. 
Из-за жесткого подавления военной администрацией забастовки 24 марта 
выступления поутихли, но недовольства сохранялись. После этого на протяжении трех 
месяцев время от времени проходили акции протеста, но их содержание изменилось. 
От протестов против позорной дипломатии в отношении Японии движение перешло к 
требованиям «свержения военной администрации». 
Но в университете Коре президент студенческой ассоциации занимал пассивную 
позицию, поэтому проявлять какие-либо организованные действия было сложно. Для 
обсуждения этой ситуации собрались студенческие президенты всех факультетов, 
после чего решили наделить обязанностями заместителя президента меня и лидера 
юридического факультета Ли Кенг У. 
По мнению студентов было неприемлемым сохранять национальные противоречия 
между странами, прикрывая их простой экономической логикой. Если вспоминать 
нашу историю, то действительно с нормализацией корейско-японских отношений 
торопиться не стоило. И, конечно, Япония должна была прийти с извинениями к нам, а 
никак не Корея — на секретные переговоры к японцам с протянутой рукой, что просто 
подрывало честь и достоинство корейской нации. 

---

Итак, военная администрация рассматривала восстановление корейско-японских 
отношений из реальной необходимости, а студенты и большая часть народа — как 
неразрешенный вопрос в истории народа и страны. Поэтому намерения военной 
администрации было поспешными и необдуманными. 
Я много думал о том, как бы студенческие демонстрации не повредили участникам 
переговоров от корейского правительства. Мне не нравилось, что не имеющие 
политического опыта военные так упорно продвигались к корейско-японскому 
саммиту. Но раз уж переговоры начались, я желал, чтобы наша сторона добилась более 
эффективного результата, используя в переговорах студенческие протесты (в 
дальнейшем я настаивал на этом и как представитель студентов сообщил свое мнение 
высокому государственному чиновнику, но узнать о результатах мне так и не довелось. 
Тогда зачинщики забастовки 3 июня были обвинены по статье «подстрекательство к 
мятежу», поэтому можно сделать вывод, что мои слова остались без всякого 
внимания). 
Итак, на меня были возложены обязанности заместителя президента студенческой 
ассоциации университета Коре, и я со всеми своими идеями приступил к подготовке 
масштабного студенческого выступления. Было запланировано, что в полдень 3 июня 
1964 года студенты выйдут на улицы Сеула и будут участвовать в массовой 
демонстрации против корейско-японского саммита. При подготовке этой акции 
следовало остерегаться служб государственной безопасности, поэтому все проводилось 
строго секретно, и я находился в самом центре событий. 
По плану в полдень 3 июня 12 тысяч студентов вышли на улицы Сеула и активно 
участвовали в демонстрации. Масштаб выступлений был не меньше, чем в 
студенческой революции 19 апреля. Перепуганные власти с 8 часов вечера того же дня 
объявили военное положение. Полиция вычислила зачинщиков событий и выписала 
ордер на арест Ким Джунг Тхэ, Хен Сынг Иля, Ким До Хена из Сеульского 
государственного университета, и Ли Мён Бака, Ли Генг У, Пак Джонг Хуна из 
университета Коре. Начались долгие, мучительные дни, когда я скрывался от властей. 
Скрываясь от полиции, я и Ли Генг У (президент юридического факультета) 
пришли к нам домой. У меня был документ со списком тех, кто участвовал в подготовке 
демонстрации 3 июня с подписью «сохранить в тайне все, что было здесь сказано». 
Если бы меня поймали с этим документом, то это было бы равносильно раскрытию 
всех основных участников. Я спрятал дома этот документ и, уставший, прилег на 
кровать, не снимая кроссовок. 
Потом, как мы и предполагали, домой пришли сыщики, а мы успели сбежать через 
забор. Тогда мы решили найти другое место для укрытия. Я прятался в городе и до 
обеда позвонил брату в офис. Брат быстро сказал мне идти к его другу. Это был его 
однокурсник и коллега по работе, который совсем недавно женился. Я переночевал у 
молодоженов в районе Вонхеро один день, а потом ушел, чтобы не причинять им 
лишних беспокойств. Ведь военная администрация объявила, что наказаны будут и те, 
кто укрывает беглецов. 
Я вышел от друга брата и пошел по мосту через реку Хан. Брат сказал, что можно 
укрыться в Пусане, и я отправился на юг страны. 
До Пусана было добраться нелегко. Я ехал на поезде, если что-то казалось 
подозрительным, пересаживался на автобус. На дорогу до Пусана ушло несколько 
дней. Но и в том доме в Пусане, где я скрывался, долго оставаться мне было нельзя. 
Однажды хозяин пришел с газетой и сказал. 
— Студент, посмотри. Наказывают и тех, кто укрывает. Мне не хочется это говорить, 
но тебя ведь все равно когда-то поймают. Тогда раскроется, что ты скрывался в нашем 
доме, и мне тоже придется отвечать. Так что ты уж решай, как быть... 

---

Мне больше негде было прятаться. И совсем не осталось денег. Я думал, как это 
несправедливо. И что я сделал плохого? 
После слов хозяина, я, озабоченный, вышел на улицу подышать свежим воздухом, 
и тут мне в глаза бросился плакат с изображениями особо опасных преступников. Я 
подошел поближе, стал рассматривать фотографии на плакате. И там, в одном ряду с 
преступниками, было и мое фото. То есть, я был все равно, что совершивший тяжкое 
преступление. Ноги у меня стали ватными. Я тут же позвонил брату. Брат очень за 
меня переживал. И спросил, что я собираюсь делать. 
— Я сам к ним пойду. Хотя это не признание своей вины. 
— Говорят, что если признаешь вину, то смягчают наказание. В городской полиции 
работает мой знакомый, который из нашей провинции. Хватит мучиться, возвращайся 
в Сеул и иди к нему. 
— Брат, я не могу признать вины. Какое я преступление совершил? Я просто сам к 
ним приду. 
— Да, правильно ты решил. Но будь осторожен, чтобы тебя по дороге не поймали. 
Возвращаться в Сеул было еще сложнее, чем убегать в Пусан. Надо было не 
попасться в ловушки. В конце концов, я встретился с тем самым знакомым брата, после 
чего «заявился» в городскую полицию. Но потом я узнал, что этот знакомый был 
отмечен как сыщик, который меня поймал. И даже получил за меня вознаграждение. 
Я удивился, когда пришел в полицию, что там знали не только все места, где мы 
планировали провести демонстрацию 3 июня, но у них даже был подробный список 
тех, кто помогал нам в организации. То, что среди членов студенческой ассоциации 
оказался «стукач» из центрального информационного ведомства, я узнал некоторое 
время спустя. Через 10 лет я услышал, что он стал сотрудником спецслужбы.