И о. ректора ргу имени С. А

Another 
Lady
. Как известно, подобным образом поступили в свое время и сестры Бронте и нелегко 
расставались со своими мужскими именами. Чувствуется, что Констанс Сейвери (Savery, 
Constance W., 1897–1999), автор многочисленных историко-приключенческих произведений, 
тяготеет к мистификации, сенсационности. Не случайно в ее романе «Эмма» упоминается 
Дж. Макферсон – выдающийся мистификатор.
 
Невелик объем начальных глав задуманного Бронте романа, но в них ощутима энергич-
ная рука зрелого мастера. Сейвери максимально эксплуатирует заложенный в них художествен-
ный потенциал. Она виртуозно выстраивает стройный ряд сюжетных ходов, логически вытека-
ющих из завязки. В оригинальном, отправном тексте Бронте фигурировал некий благородный 
мистер Эллин (его имя созвучно с псевдонимом сестры Бронте Эмилии – 
Ellis Bell
). Он добро-
вольно берется раскрыть загадку Матильды, юной воспитанницы пансиона в провинциальном 
местечке, вначале богатой, а потому заласканной директрисой любимицы, а затем третируемого 
изгоя без гроша за душой. С появлением просвещенного и проницательного Эллина в роман 
входит мотив тайны. Бронте писала: «В его натуре было что-то от сыщика-любителя. Он умел 
вести расследование, не привлекая ничьего внимания: его спокойные черты не выдавали любо-
пытства, а зоркие глаза – настороженности» 
13
. Какую-то душевную тайну упорно хранит и де-
вочка, несмотря на все унижения и невзгоды. В судьбе несчастной малышки, «маленькой само-
званки», брошенной солидным опекуном, принимает горячее участие одинокая молодая вдова 
миссис Чалфонт. Она безутешно оплакивает умершую в младенчестве дочь. На этом в общих 
чертах исчерпывается сюжетная канва двух глав, написанных самой Бронте.
В свои права вступает К. Сейвери. Она творит роман с детективной подоплекой. Ма-
тильду похищают у доброй вдовушки, мечтавшей удочерить застенчивую ласковую сиротку. 
Похищение – дело рук заносчивой мстительной Эммы, взрослой падчерицы миссис Чалфонт, 
возненавидевшей в свое время юную мачеху. Девочка отыскивается в Брюсселе, куда ее пе-
реправила преступная Эмма. Здесь выясняются обстоятельства происхождения девочки. Она – 
дочь вдовы Чалфонт. Все та же Эмма в припадке бессильной злобы выкрала новорожденную, 
имитировала похороны младенца и жила под постоянным страхом разоблачения. Но справед-
ливость восстановлена. Матильда, на самом деле Теодора-Мартина, обрела мать и заботливого 
10
См.: A Breath of Fresh Eyre : Intertextual and Intermedial Reworkings of Jane Eyre / ed. by M. Rubik. Am-
sterdam : Rodopi, 2007. 
11
Bronte Ch., Another Lady. Emma. Lnd. : J.M. Dent & Sons, 1980. 
12
Теккерей У.М. Творчество. Воспоминания. Библиографические разыскания. М. : Книжная палата, 
1989. С. 270, 271. 
13
Бронте Ш., Another Lady. Эмма. С. 28. 

---

11 
отчима – им, конечно же, стал мистер Эллин. Злокозненная Эмма после ложного покаяния
в грехах прощена. Вдова Чалфонт в знак христианского всепрощения окрестила свою дочь во 
втором браке Эммой.
Итак, пресловутый хэппи-энд? Правомерно ли поступила Сейвери, избрав благополуч-
ную развязку? Ведь все романы Бронте, даже когда герои обретают заслуженное счастье, несут 
на себе печать горечи, а финал последнего завершенного писательницей романа «Городок» 
поистине трагичен? Но почему бы не предположить, что, задумывая «Эмму», Ш. Бронте, всту-
пившая в брак, готовившаяся стать матерью, полная творческих планов, желала написать ро-
ман о счастье? Вместе с современной романисткой читатель строит догадки, невольно включа-
ясь в беллетристическое сотворчество, зачарованный некой художественной и психологиче-
ской модальностью «Не написала, но написать могла бы»! 
Система деталей и лейтмотивных образов помогает воспроизвести ауру художественного 
мира Бронте, и не только оригинального фрагмента «Эммы», но всего корпуса ее произведений. 
Например, мотив утраты и обретения родных либо покровителей, развиваемый Сейвери, типи-
чен для романов Бронте: Джен Эйр обретает кузенов и дядюшку, Люси Сноу в романе «Горо-
док» воссоединяется с крестной. Вспомним роковые морские путешествия: герой того же «Го-
родка» вынужденно расстается с любимой и гибнет во время морской бури. У Сейвери исчезает 
в пучине приемный отец девочки, потому она и становится нищей сиротой.
Персонажи получают загадочные письма и предметы, полные намеков – излюбленный 
прием Бронте. В романе «Эмма» браслет-змейка, оказавшийся у девочки, помогает выявить 
неблаговидную роль, которую сыграла безжалостная Эмма в ее судьбе. Герои видят болез-
ненно-мучительные либо пророческие сны, «сны мирные и сны пугающие». Как напоминает 
это манеру Бронте, героини которой часто одолеваемы предчувствиями, одержимы желани-
ем объяснить образы, врывающиеся в явь из глубин подсознания! Так и у Сейвери героиня 
наблюдает черты фамильного сходства девочки и отпрысков Чалфонтов, ловит удивленные 
взгляды старой няньки, слышит фразу приятельницы «Миссис Чалфонт, она сделалась по-
хожа на вас…» и вскоре видит пророческий сон. Она близка к разгадке. А приведенные де-
тали – внешние импульсы сна. Заметим, что с подобными состояниями сама Бронте была 
знакома не понаслышке. С детства ее терзали головные боли и назойливые галлюцинации. 
Мастер психологического письма, Бронте умела передать состояние душевной раздвоенно-
сти, аффекта, психического нездоровья, причем у юных героинь с незрелым незащищенным 
сознанием. Достаточно вспомнить описание раздвоения сознания маленькой Джен в ставшей 
хрестоматийной сцене в Красной комнате или непредсказуемое поведение героини «Город-
ка» на мрачных галереях пансиона, бессмысленное блуждание по темным аллеям сада и т.п. 
Сейвери, изобразив психологические страдания бессловесной Матильды, парализованной 
страхом, теряющей сознание от резкого слова, рисует и процесс восстановления душевного 
здоровья чуткой от природы, сострадательной и пытливой девочки. Следуя апологии дет-
ства, явленной Бронте, современный автор лепит полнокровный, не лишенный противоречий 
детский характер: в нем сочетаются серьезность и чувство справедливости, присущие ма-
ленькой Джен, застенчивая сдержанность Люси, наивная прелесть и озорное кокетство дру-
гих детских персонажей романа «Городок». 
В облике скромной затворницы миссис Чалфонт угадываются черты взрослых геро-
инь Бронте, с лихвой познавших холод социального и сословного отчуждения, но сохранив-
ших неистребимую веру в добро, душевную чистоту и духовный голод. Не случайно посто-
янным спутником жизни миссис Чалфонт автор делает мистера Эллина, знатока изящной 
словесности, неутомимого путешественника. Это типологическая фигура благородного Учи-
теля, интеллектуального поводыря, характерная для романа воспитания. Массой аллюзий он 
напоминает читателю героя первого романа Бронте «Учитель» и обаятельного профессора 
Эманюэля из «Городка». В стилистике Бронте выписан и образ отрицательной героини – эк-
зальтированной Эммы. Ее безумные деяния – перекличка с образом сумасшедшей Берты, ее 
черствость и надменная холодность – от спесивой аристократки леди Ингрэм в «Джен Эйр».
Характерологическая деталь в оригинальном фрагменте – бесцветные с «недышащими» 
зрачками глаза хозяйки пансиона – отправная точка для создания галереи карикатурных про-

---

12
винциальных английских типов воспитателей-мучителей. Их лицемерие, алчность и чванство – 
предмет едкой авторской иронии, вполне в духе Бронте. Аллюзивные тени этих персонажей – 
знаменитый гротескный образ попечителя Ловудской школы в «Джен Эйр» и хитрой хищной 
директрисы пансиона в романе «Городок».
Ряд деталей формирует биографический план романа. Они почерпнуты уже непосред-
ственно из жизни семейства Бронте, из беллетризованных биографий о писательницах и уме-
лой рукой вплетены в сюжетную канву романа. Это, например, записная книжка Тины, напо-
минающая детские рукописные опусы маленьких сестер Бронте, гуляния по вересковым пу-
стошам, реальная поездка Шарлотты в Брюссель, который она избирает впоследствии местом 
действия для сюжета «Городка», кладбищенский колодец – зловещий символ физического 
угасания дома Бронте. Повествование ведется от первого лица, что привносит особую испове-
дальную интонацию и позволяет акцентировать художественные новации Бронте в плане ана-
литического психологизма. Не чурается К. Сейвери и мелодраматических эффектов, отнюдь
не чуждых ее гениальной предшественнице.
К. Сейвери, «Другая леди», искусно, с особым тактом оперирует разнообразными 
формами литературной интертекстуальности и 
интра
текстуальности, если иметь ввиду весь 
задействованный гипертекст сочинений Бронте и обширный свод биографической литерату-
ры. Ее «Эмма» – пример талантливого пастиширования викторианской литературы и образец 
емкого художественного диалога с богатейшим наследием «дома Бронте». 
Свою версию истории Эммы предложила англо-ирландская писательница и журна-
листка Клер Бойлен (Clare Boylan,