мятежника злополучного Уткана, и для очищения территории Гисара от шипов — обид,
наносимых наглыми бунтовщиками. Судьба поступила так, что мы дали врагу окрепнуть.
Теперь у меня является такая мысль: нам следует укрепить [хорошенько] крепость Гисар и
предоставить ее людям опытным и благоразумным”.
Когда бухарские эмиры поняли, что притязания Мухаммед Рахим /
53а/ бия
сводятся к тому, чтобы сделать бухарцев в крепости Гисар гарнизоном для отражения
набегов и для несения сторожевой службы, они кроме неопределенных выражений ничего
не сказали. Тем временем
[68]
гисарское население и обитатели [самого] Гисара,
явившись в
настоящее собрание, сделали такое заявление:
“До сего времени под вашею опекою, когда вы были в Бухаре, мы поддерживали
равновесие с этим негодным бунтовщиком [Утканом] подобно гире с довеском. Прибыв
же сюда, вы обнаружили свое [шаткое] положение и сделали его отвагу подобною
большой горе, поставив нас этим в крайне затруднительное положение. Теперь хорошо бы
вам подумать о нас, в противном случае мы от вас не отступимся”.
А когда этот народ в своем приставании дошел до крайних пределов, то бухарские
эмиры с досадою подумали, что все это делается по приказанию Мухаммед Рахим бия и
стали грубо возражать [представителям гисарского населения]. И дошло [дело] до того,
что Назар тинтек, один из братьев Худаяр бия, мангыт [по происхождению], выхватил
/
53б/ шашку и бросился на уполномоченных от народа. Те же, невольно объяснив это
вероломством [бухарцев], схватили в руки камни и палки.
Мухаммед Рахим бий понял,
что в его присутствии грозит разрастись такое возмущение, прекратить которое будет
очень трудно. Не имея средств [остановить скандала], он вернулся в свою палатку.
Бухарские эмиры [поспешно] вышли из крепости Гисар, войско же [их], испытывая
смятение, страх и ужас [пред восставшим народом], тоже последовало за ними. Тогда
население Гисара,
юзы рода шади, бросились грабить шатры и палатки спешно
уходивших бухарцев. В самой крепости творилось что-то невероятное, будто наступил
страшный суд. Короче говоря, бухарцы, выйдя из гисарской крепости с большими
трудностями, так поспешно уходили, что две станции пути совершили в один переход и
не имели возможности сварить для себя пищи. Гисарские юзы,
воспользовавшись этим
обстоятельством, пустились преследовать бухарцев, нападая и грабя отступающих.
Бухарцы, видя это, как разъяренные львы повернули назад и бросились убивать
разбойников юзов. Говорят, что /
54а/ много разбойников из гисарских юзов, бросившись
по другому направлению, вручили свои души царю [жизни]. Несмотря на это
обстоятельство, юзы, видя своих мертвыми, еще больше проявляли дерзости и отваги. И
то, что бухарцы сделали когда-то по отношению живущих при мазаре [шейха Я'куби
Чархи], то теперь они сами перенесли от племени юз. Во всяком случае, удалившись из
Гисара с бесчисленными увертками, [спешно]
совершая переход за переходом, бухарцы
достигли г. Бухары.
[69]
Мухаммед Рахим бий, узнавший о таком поступке двуличной
судьбы, прокусил зубами палец удивления.
Пишущему эти строки, в соответствии со всем этим, вспоминается такой рассказ.
Говорят, что один человек совершал пешком далекий путь. Уставши, он обратился с
молитвою по направлению киблы, говоря: “боже, пред чертогом
твоего единства моя
мольба состоит в том, чтобы ты послал мне четвероногое, дабы я сел на него и проехал
эту пустыню, потому что идти у меня нет больше сил”. — Как раз в этот момент
показался всадник, ехавший на кобыле, рядом с которой был жеребенок [настолько
изнемогший], что не был в состоянии идти. Всадник с большими понуждениями и
угрозами заставил пешехода взвалить себе на шею жеребенка и нести его. Пешеход,
пройдя несколько шагов, вторично обратился к небу с молитвою полной горести и
страдания: “боже — творец! — говорил он, — ты знаешь, что я просил послать мне такого
четвероногого, на спину которого я мог бы сесть [и ехать], а ты мне послал нечто такое,
которое взвалили мне на шею. Боже, каким образом
мне высказать и как я могу
представить, что ты ошибочно понял меня. А впрочем, возможно, что я сам ошибся в
молитве!”.
Мухаммед Рахим бий, подумав о своем положении, раскаялся в том, что приводил
бухарское войско в Гисар. Он не мог [ехать] по /
55а/ ровной дороге и потому отправился
горными путями на Самарканд. Страх и ужас Мухаммед Рахим бия достигли такой
степени, что на некоторых высоких перевалах его завертывали в ковер и поднимали
наверх на веревках. [Вообще] этот эмир добрался до Самарканда, натерпевшись большого
страха; [в благодарность за свое спасение] он возжег светильники на мазарах святых.
Do'stlaringiz bilan baham: 
