оплаченное.
Стилистические фигуры, весь синтаксис языка при-
званы служить опорой для этой морали возмездия.
Например, г. Пужад обращается к г. Эдгару Фору*
1
:
«Вы берете на себя ответственность за разрыв, вы и
испытаете на себе его последствия», — и тем самым
беспредельность мира как бы заколдовывается, всеце-
ло заключается в тесные, но плотные, без утечек,
рамки расплаты. Даже отвлекаясь от прямого содер-
жания фразы, сама ее синтаксическая сбалансирован-
149
I
.
М
ифологии
9 / 35
ность утверждает закон, согласно которому ничто не
совершается без равных ему последствий, каждому
человеческому поступку обязательно соответствует
возвратный, противонаправленный импульс; вся эта
математика уравнений ободрительна для мелкого
буржуа, она делает мир соразмерным его коммер-
ции.
В риторике возмездия имеются особые фигуры,
которые служат всякий раз для утверждения равен-
ства. Не просто любую обиду следует заранее заклясть
угрозой, но и вообще любой чужой поступок должен
быть предвосхищен. Гордость тем, что «меня не про-
ведешь», — это не что иное, как ритуальное почтение
к исчислимости бытия, где все «разгаданное» тем са-
мым отменяется. («Им бы следовало также предупре-
дить вас, что фокус с Марселеном Альбером*
2
со мной
не пройдет»). Таким образом, сводя мир к чистому
равенству, соблюдая строго количественные отноше-
ния между поступками людей, можно уже торжество-
вать победу. Заставить противника расплатиться, от-
ветить ему ударом на удар, извлечь из события
обратный смысл — либо возразив, либо заранее пред-
угадав — все это замыкает мир в себе и вселяет в нас
чувство блаженства. Таким образом, вполне нормаль-
но, что подобное сведение счетов позволяет тешить
самолюбие; мелкая буржуазия тщеславится тем, что
избегает качественных ценностей, противопоставляя
процессам преобразования статику уравнений (око за
око, причина — следствие, товар — деньги, копейка
есть копейка и т. д.).
Г-н Пужад вполне сознает, что главным врагом
такой тавтологической системы является диалектика,
хотя обычно и путает ее с софистикой; одолеть диа-
лектику можно, лишь непрестанно обращаясь к ариф-
метике, к количественному исчислению человеческих
поступков, и г. Пужад, в полном согласии с этимоло-
гией, называет это Разумом*
3
(«Разве улица Риволи*
4
может быть сильнее Парламента? разве диалектика
может быть выше Разума?»). Действительно, диалек-
тика грозит сделать открытым тот мир, который здесь
150
Р
олан
Б
арт.
М
ифологии
10 / 35
так тщательно силятся замкнуть в системе равенств;
будучи техникой преобразования, она противоречит
нумеративным структурам собственности, она вы-
скальзывает за пределы мелкобуржуазного сознания,
а потому оно, во-первых, предает ее анафеме, а во-
вторых, объявляет чистой иллюзией; в очередной раз
опошляя старый романтический (а в свое время бур-
жуазный) мотив, г. Пужад отбрасывает прочь любые
приемы мышления, противопоставляя мелкобуржуаз-
ный «разум» профессорско-интеллигентским софиз-
мам и бредням, дискредитируемым уже одним тем, что
они не попадают в сферу исчислимой реальности.
(«Франция страдает от перепроизводства людей с
дипломами — политехников*
5
, экономистов, филосо-
фов и прочих, которые витают в облаках, потеряв
всякий контакт с реальным миром».)
Теперь нам известно, что такое мелкобуржуазная
«реальность»: это даже не то, что видно глазу, а то,
что поддается подсчету. Ни одно общество не пони-
мало реальность столь узко — и тем не менее даже у
такой реальности имеется своя философия; это и есть
«здравый смысл», пресловутый здравый смысл «ма-
леньких людей», по словам г. Пужада. Мелкая буржу-
азия, по крайней мере пужадовская (бакалейщики,
мясники), владеет здравым смыслом как предметом
собственности, как неким волшебным придатком,
особым органом восприятия; только странный это
орган — ведь, чтобы нечто разглядеть, он должен
сперва ослепнуть, перестать вглядываться в глубь ве-
щей, принять за чистую монету все явления «реаль-
ности» и объявить несуществующим все то, что грозит
поставить объяснение на место возражения. Его зада-
ча — устанавливать простейшие равенства между ви-
димым и сущим, поддерживая такой образ мира, где
нет ни промежуточных звеньев, ни переходов, ни раз-
вития. Здравый смысл — это сторожевой пес мелко-
буржуазных уравнений: нигде не пропуская диалек-
тику, он образует однородный мир, где человек уютно
огражден от волнений и рискованных соблазнов «меч-
ты» (то бишь от не-исчислимого взгляда на вещи).
151
I
.
М
ифологии
11 / 35
А коль скоро поступки людей представляют собой —
и не могут быть иными — чистое возмездие, то здравый
смысл есть избирательная реакция ума, для которого
идеальный мир сводится к непосредственным механиз-
мам ответа ударом на удар.
Таким образом, язык г. Пужада лишний раз пока-
зывает, что в любой мелкобуржуазной мифологии
предполагается неприятие инаковости, отрицание
всякого отличия, наслаждение тождеством и восслав-
ление подобия. Таким редуцированием мира до систе-
мы уравнений обычно подготавливается следующая,
экспансионистская фаза, где «тождественность» че-
ловеческих проявлений очень быстро становится ос-
новой для целой «природы», а значит и «универсаль-
ности». Сам г. Пужад еще не дошел до того, чтобы
объявить
Do'stlaringiz bilan baham: |