вторичную
семиологическую систему; не желая
ни раскрыть, ни ликвидировать понятие, он его
нату‑
рализует.
В этом главный принцип мифа — превращение
истории в природу. Отсюда понятно, почему
в глазах
потребителей мифа
его интенция, адресная обращен-
ность понятия могут оставаться явными и при этом
казаться бескорыстными: тот интерес, ради которого
высказывается мифическое слово, выражается в нем
вполне открыто, но тут же застывает в природности;
он прочитывается не как побуждение, а как причина.
Если в салютующем негре я прочитываю просто символ
имперскости, то мне приходится отбросить заключен-
ную в нем реальность; превращаясь в орудие, образ
дискредитируется в моих глазах. И наоборот, если в
воинском приветствии негра я распознаю алиби коло-
ниальной политики, то миф тем более уничтожает-
ся — делается очевидным побуждение, которым он
продиктован. Читатель же мифа избирает совсем иной
выход: для него образ как бы
естественно
влечет за
собой понятие, означающее как бы
обосновывает
собой
означаемое; миф существует с того самого мо-
мента, когда «французская имперскость» превраща-
14 / 35
290
Р
олан
Б
арт.
М
ифологии
ется в природное состояние; миф — это
чрезмерно
обоснованное слово.
Приведем еще один пример, помогающий ясно
понять, каким образом читатель мифа усматривает в
означающем рациональное объяснение означаемого.
В июле месяце я читаю крупный заголовок в газете
«Франс-суар»: «НАМЕЧАЕТСЯ ПЕРВОЕ СНИЖЕ-
НИЕ ЦЕН: НАЧАЛИ ДЕШЕВЕТЬ ОВОЩИ». Восста-
новим вкратце схему мифа: данный пример представ-
ляет собой фразу, первичная система носит чисто
языковой характер. Означающее вторичной системы
образуется здесь некоторым количеством языковых
явлений — лексических (таких слов, как «первое»,
«намечается», определенный артикль при слове «сни-
жение») или же типографских (аршинные буквы за-
головка, помещенного там, где обычно читатель на-
ходит главные мировые новости). Означаемым, то есть
понятием, является нечто такое, что придется обоз-
начить варварским, но неизбежным неологизмом
правительственность
, ибо в большой прессе наше
Правительство понимается как сущностное воплоще-
ние эффективности. Отсюда ясно вытекает значение
мифа: фрукты и овощи дешевеют
потому,
что так
решило правительство. Между тем в данном слу-
чае — вообще говоря, довольно редком, — сама же
газета двумя строками ниже демонтирует (то ли из
самоуверенности, то ли из честности) только что по-
строенный миф, добавляя, хоть и не столь крупным
шрифтом: «Снижению цен способствует сезонное
изобилие овощей и фруктов». Наш пример поучителен
в двух отношениях. Во-первых, из него вполне явству-
ет импрессивный характер мифа: его дело — произ-
вести непосредственное впечатление, не важно, что
впоследствии он будет демонтирован, предполагается,
что его действие сильнее тех рациональных объясне-
ний, которые далее могут его опровергнуть. Это зна-
чит, что прочтение мифа происходит мгновенно,
сразу целиком. Мне на ходу бросился в глаза «Франс-
суар» в руках какого-то человека; я успел уловить
лишь один частный
смысл,
но в нем я прочитываю
15 / 35
291
II
.
М
иф сегодня
целое значение; в сезонном снижении цен я
восприни‑
маю
во всем ее наглядном присутствии правитель-
ственную политику. И все — этого довольно. Если
читать миф более пристально, то он не станет ни силь-
нее, ни слабее; он не подлежит ни совершенствованию,
ни обсуждению; со временем и опытом к нему ничего
не прибавится и ничего не убавится. А во-вторых,
здесь в образцовом виде представлена натурализация
понятия, отмеченная мною как главная функция мифа.
В первичной, чисто языковой системе причинность
была бы в буквальном смысле природной — фрукты
и овощи дешевеют потому, что наступил сезон их
сбора. Во вторичной же, мифиче ской системе причин-
ность является искусственной, фальшивой, но она как
бы контрабандой провозится заодно с Природой. Вот
почему миф переживается как слово невинное — дело
не в том, что его интенции скрыты (будь они скрыты,
они потеряли бы свою эффективность), а в том, что
они натурализованы.
Действительно, читатель может усваивать миф в
простоте души, потому что усматривает в нем не се-
миологическую, а индуктивную систему; там, где
имеет место всего лишь эквивалентность, ему видится
каузальная обусловленность; в его глазах означающее
и означаемое связаны природным соотношением. Та-
кую путаницу можно выразить и иначе: всякая семи-
ологическая система есть система ценностей, потре-
битель же мифов принимает их значение за систему
фактов; миф прочитывается как фактическая система,
будучи в действительности всего лишь системой семи-
ологической.
МИФ КАК ПОХИЩЕНИЕ ЯЗЫКА
Итак, мифу свойственно превращать смысл в фор-
му. Иными словами, миф всегда представляет собой
похищение языка. Я похищаю салютующего негра,
бело-коричневый домик, сезонное удешевление фрук-
тов, но не для того, чтобы сделать из них примеры или
символы, а для того, чтобы через их посредство нату-
16 / 35
292
Р
олан
Б
арт.
М
ифологии
рализовать Империю, свою любовь к баскскому стилю
или же Правительство. Значит, любой первичный язык
неизбежно становится добычей мифа? Ни один смысл
не в силах противиться грозящей его захватить форме?
Действительно, от мифа не может укрыться ничто,
свою вторичную схему он способен развернуть, от-
правляясь от какого угодно смысла и даже, как мы
видели, от отсутствия смысла. Однако разные языки
сопротивляются ему неодинаково.
Естественный язык, чаще всего похищаемый ми-
фом, оказывает ему лишь слабое сопротивление. В нем
самом уже имеется некоторая предрасположенность
к мифу — зачатки специфического знакового аппара-
та, призванного делать явной ту интенцию, для кото-
рой он применяется. Это то, что можно назвать
Do'stlaringiz bilan baham: |