"Особенности композиционного строения романа Булгакова,,Мастер и Маргарита''"

2.2.2 Композиция романа «Мастер и Маргарита»

Композиция романа «Мастер и Маргарита» обусловлена решением Булгакова выстроить свое произведение как «текст в тексте», «роман в романе». Эту формулу следует понимать как построение произведения из нескольких частеи?, наделенных при этом различными художественными кодами. Отмеченное читателями и исследователями смысловое богатство романа во многом объясняется именно тем, что постоянное переключение из однои? системы «осознания текста в другую на каком-то внутреннем структурном рубеже составляет в этом случае основу генерирования смысла» Лотман Ю. М. «Анализ поэтического текста», Санкт-Петербург, 1972. .

В «Мастере и Маргарите» вставнои? роман несет значительно большую смысловую нагрузку. Для обрамляющего повествования--это своего рода подтекст, эхо и пространство переклички. Необходимость сочленения вставного романа, написанного мастером - героем романа обрамляющего, с основным повествованием продиктовало и принцип сегментации текста, и дальнеи?шие структурообразующие решения, к которым Булгаков приходил не сразу, а по мере работы над своим «закатным» произведением.
Троекратное введение в основное повествование так называемых «древних глав» потребовало особого композиционного приема в точках «входа» в «воображаемыи?» (определение Булгакова) Ершалаим и «выхода» из него.
В «Мастере и Маргарите» таким приемом становится совпадение начал и концов соседствующих «древних» и современных глав. Таким способом деи?ствие пребрасывается из начала христианскои? истории в современную писателю Москву и наоборот.
На стыке 1-и? и 2-и? глав слова Воланда «...в белом плаще с кровавым подбоем...», вводящие в первую часть вставного романа, повторяются как зачин экспозиции ершалаимского сюжета. То же происходит на стыке 2-и? и 3-и? глав, когда деи?ствие возвращается в Москву - атрибуция ремарки с обозначением времени «Было около десяти часов утра» в ершалаимскои? линии передается Воланду: «Да, было около десяти часов утра, досточтимыи? Иван Николаевич, - сказал профессор». Граница 15-и? и 16-и? глав отмечена началом сна Ивана Бездомного, которое дословно повторяется в зачине сцены казни.
Единственным исключением становится конец главы 16-и? - следующая глава начинается с рассказа об обстоятельствах, сложившихся «на другои? день после проклятого сеанса» в Варьете. Нарушение сложившегося хода и ритма повествования, их явныи? слом и сдвиг можно трактовать как распространение на стилистическии? уровень текста семантики 16-и? главы: смерть Иешуа взрывает устоявшуюся систему текста - буквально - «распалась связь времен». Позже она восстанавливается, и совпадение конца и начала глав наблюдается на стыке 24-и? и 25-и? глав, далее следуют подряд 25-я и 26-я главы, завершающие ершалаимскую сюжетную линию. Наконец, при последнем переходе от древних глав к московскои? линии, на стыке 26-и? и 27-и? глав, текстуальное совпадение возникает вновь. Функционально эти стыки поддерживают единство повествования и подчеркивают повторы в сюжетных линиях, разделенных временным интервалом в две тысячи лет.
Прибегнув к подобному совмещению границ ершалаимского и московского пластов романа, Булгаков однажды использовал его и на другом стыке. Совпадением восклицания «За мнои?, читатель!» (5, 209) отмечен переход ко второи? части МиМ (конец 18-и? - начало 19-и? глав), где эта реплика также призвана поддержать единство повествования.ю
Своеобразнои? синтезирующеи? частью романа становится эпилог. В нем подводится итог московских событии? и в нескольких последних абзацах, где вновь вводится ершалаимская тема, подтверждается неизбывная связь времен.
Структура эпилога соответствует форме повествования в целом: в свернутом виде он сохраняет свои?ства романа, утверждая сохранность и бессмертие текста и творчества.
Композиция «текст в тексте» избрана Булгаковым именно для того, чтобы подчеркнуть повторяемость самого значительного и необратимого события истории: осуждения невиновного человека, присвоения права отнять у него жизнь, запоздалости любого раскаяния и мысли о бремени ответственности за каждыи? свои? поступок. Две сюжетные линии романа - московская и ершалаимская - выстраиваются как параллельные, не случаи?но исследователи выделяют пары, триады и даже тетрады героев (обратим внимание, содержание воплощается именно в такой форме, поскольку она наиболее полно и глубоко выражает идею всего произведения).
Сюжетные линии, в каждои? из которых жертвои? предательства становится невинныи? человек, сближаются не только стыками глав - повествование постоянно строится как эхо, как перекличка деталеи? вплоть до прямых сравнении?. В клинике Бездомныи?, впервые увидев Стравинского, думает: «Как Понтии? Пилат!» (5, 87); Маргарита винит себя в том, что опоздала «как несчастныи? Левии? Матвеи?» (5, 211), - и сравнивает грозу в Ершалаиме с непогодои? в Москве: «...я читала про тьму, которая пришла со Средиземного моря <...> Мне кажется, что и сеи?час будет дождь» (5, 353). Замечание повествователя о пеи?заже в вещем сне Маргариты - «...так и тянет повеситься на этои? оси не у мостика» (212) - перекликается с мотивом самоубии?ства Иуды, повесившегося именно на осине, снова отсылая к ершалаимскому пласту «Мастера и Маргариты».
Совпадение же в описании городов дает основания говорить не только о сходстве архитектуры Москвы и Ершалаима, но даже о присутствии Москвы в «воображаемом» булгаковском городе.
Что касается концовки романа отметим, что несовпадение в разных редакциях финалов судьбы мастера свидетельствует о важности этого решения для Булгакова и тесно связано со сценои? прощения Пилата. Всякии? раз речь идет о награждении мастера, но смысл награды слабо прояснен в окончательном тексте и еще более затуманен в ранних вариантах.
Вначале присутствовал мотив некоторои? иерархичности возможных наград и явственно вычитывалась недостаточность награды мастера: «Ты никогда не поднимешься выше, Ешуа не увидишь. Ты не покинешь свои? приют».
В 3-и? редакции мастер представлен как пассивныи? герои?, увлекаемыи? в небытие Воландом: «Я получил распоряжение относительно вас. Преблагоприятное. Вообще могу вас поздравить - вы имели успех. Так вот мне было велено...» (562-7-1-45). Здесь формулу прощения Пилата произносил «на неизвестном языке» Воланд, подытоживая затем смысл сцены словами: «Прощен, прощен!»
Начиная с четвертои? редакции, награда мастера никак не оценивается - остается лишь описание «вечного приюта», находящегося, однако, вне локуса Иешуа. Одновременно с этим роль мастера в инобытии?ном пространстве становится активнои? и даже ведущеи?: лишь он может закончить роман и завершить, таким образом, судьбу римского наместника.
Эти изменения свидетельствуют о том, что завороженныи? идееи? посмертного существования, безнадежно больнои? Булгаков придавал огромное значение изображению самого момента перехода к внеземнои? жизни. Эпизод встречи с Понтием Пилатом в потустороннем мире становится необходимым условием этого перехода. Без него роман мастера, угадавшего истинныи? ход древних событии?, был лишен христианского начала - прощения. За пределами своего земного существования мастер получает возможность восполнить этот изъян. Высшие силы словно замерли в ожидании и не решают судьбу Пилата, признавая тем самым магическую силу и право Слова. Возможно, именно в этои? сцене предвосхищено изменение судьбы главных героев: вопреки предсказанному Воландом пребыванию в вечном приюте, в вещем сне Бездомного Маргарита «отступает и уходит вместе со своим спутником к луне», то есть «в свет», в локус Иешуа (5, 384).