Карты смысла. Архитектура верования

ориентирующие рефлексы
. Особенность ориентирую-
щего рефлекса состоит в том, что после многократного воздействия одного и того же стимула
(обычно от пяти до пятнадцати раз) реакция исчезает (или, по общему выражению, «угасает»).
Однако для пробуждения реакции достаточно малейшего изменения такого стимула… Изуче-
ние ориентирующих рефлексов показывает, что они не возникают непосредственно в резуль-
тате поступающего возбуждения; они скорее вырабатываются благодаря сигналам несоответ-
ствия, которые появляются, когда афферентные [то есть 
входящие
] сигналы сравниваются со
следом, оставленным в нервной системе более ранним сигналом
28
.
Е. Н. Соколов занимался прежде всего моделированием событий в объективном внешнем
мире и, в сущности, предполагал, что, формируя модель, мы создаем 
факты
. Большинство
ученых, последовавших примеру Соколова, хотя бы косвенно приняли его основное допуще-
ние. Эта точка зрения требует некоторой доработки. Мы действительно моделируем факты,
26
Gray J. A.
The neuropsychology of anxiety: An enquiry into the functions of the septal-hippocampal system. Oxford, Oxford
University Press, 1982; 
Gray J. A.
The psychology of fear and stress: Vol. 5. Problems in the behavioral sciences. Cambridge,
Cambridge University Press, 1987; 
Gray J. A., McNaughton N.
The neuropsychology of anxiety: Reprise. Nebraska Symposium
on Motivation, 1996, 43, pp. 61–134; 
Gray J. A., Feldon J., Rawlins J.N. P., Hemsley D. R., Smith A. D.
The neuropsychology of
schizophrenia. Behavioral and Brain Sciences, 1991, 14, pp. 1–84.
27
Sokolov E. N.
The modeling properties of the nervous system. In 
Maltzman I., Coles K. (Eds.)
Handbook of Contemporary
Soviet Psychology. New York, Basic Books, 1969, pp. 670–704.
28
Там же.

---

Д. Питерсон. «Карты смысла. Архитектура верования»
38
но на самом деле нас 
интересует
их значимость – их ценность. Таким образом, наши кар-
тины мира содержат, если можно так выразиться, два разных типа информации – сенсорную
(то есть воспринимаемую органами чувств) и эмоциональную. Недостаточно знать, что нечто
существует
. В равной степени необходимо понимать, что 
означает
это нечто. Можно было
бы даже утверждать, что животные – и люди – 
в первую очередь
оценивают эмоциональную
значимость того, что их окружает.
Как и братья наши меньшие, мы возвращаемся к основам основ: это (неизвестное) суще-
ство может меня съесть? Я могу его съесть? Будет ли оно преследовать меня? Стоит ли мне пре-
следовать его? Я могу заняться с ним любовью? Мы создаем факты, чтобы отслеживать смысл.
То есть мы 
можем
моделировать факты, и это, несомненно, полезно. Однако чтобы выжить,
мы 
должны
формировать их смысл. Основополагающие карты человеческого опыта – карты,
составленные как повествование, – изображают 
побудительную ценность нашего состояния
здесь и сейчас, противопоставленную вымышленному идеалу
. К ним прилагаются 
планы дей-
ствий
– наши прагматические представления о том, как получить желаемое.
Описание этих трех элементов – нынешнего состояния, будущего состояния и средств,
связывающих их между собой, есть исходное и необходимое условие создания простейшего
повествования, которое определяет значимость той или иной среды с точки зрения моделей
поведения, ограниченных временем и пространством. Переход к точке «Б» предполагает, что
вы находитесь в точке «А», – невозможно планировать движение в отсутствие начальной пози-
ции. Точка «Б» представляет собой конечную цель – значит, она имеет более высокую цен-
ность, чем точка «А. Это более желанное место по сравнению с нынешней позицией. Именно
предполагаемое улучшение в точке «Б» делает всю карту значимой, то есть насыщенной эмо-
циями. Способность намечать условные и абстрактные конечные цели (такие, как точка «Б») и
противопоставлять их настоящему позволяет людям использовать внутренние системы знаний
для управления эмоциональными реакциями
29
.
Повествование – это связующее звено между верой и эмоциями. Нормальные повество-
вания сообщают, где мы находимся, куда идем и как сможем туда попасть. Революционные
повествования, напротив, описывают процесс преобразования нормальных повествований,
когда возникает необходимость. Между двумя типами повествования нет строгого качествен-
ного различия – это скорее вопрос степени. И все же, пока мы не углубились в тему, их можно
рассматривать как отдельные субъекты (поскольку крайности континуума чисто теоретически
могут рассматриваться как противоположности).
Если человек последует сценарию практического повествования, он получит желаемый
результат. Область, очерченная на карте таким повествованием, может обоснованно считаться
«исследованной территорией», поскольку происходящие «там» события предсказуемы. Место
же, где осуществление плана приводит к неожиданным последствиям, сулит опасность или
наказание, напротив, может рассматриваться как «неисследованная территория». То, что про-
исходит «там», не соответствует нашим пожеланиям. Это означает, что привычное место, где
начинают происходить непредсказуемые вещи, становится незнакомым (хотя с объективной
точки зрения это может быть один и тот же участок пространства). Где-то мы знаем, как дей-
ствовать, где-то – нет. Наши планы порой срабатывают, а порой срываются. Таким образом,
области бытия, в которых мы существуем, – так сказать, наше окружение – всегда определя-
ются чем-то предсказуемым и контролируемым в парадоксальном сопоставлении с непредска-
зуемым и неконтролируемым. Вселенная состоит из порядка и хаоса – по крайней мере, с мета-
29
Эти «карты» настолько важны и жизненно необходимы, что их простое абстрактное описание (передаваемое через уст-
ное или письменное действие) интересно само по себе и способно вовлечь нас в моделируемый мир [см. 
Oatley K.
A taxonomy
of the emotions of literary response and a theory of identification in fictional narrative. Poetics, 1994, 23, pp. 53–74].

---

Д. Питерсон. «Карты смысла. Архитектура верования»
39
форической точки зрения. И все же, как ни странно, наша нервная система приспособилась
именно к этой метафорической вселенной.
Хотя работа Е. Н. Соколова и его коллег
30
вызвала значительный интерес на Западе, ее
влияние на современные исследования человеческих побуждений и эмоций оказалось весьма
и весьма ограниченным. Я хотел бы исправить это упущение и расширить основные тезисы
профессора Соколова до той степени, которая в настоящее время может считаться справедли-
вой как в теории, так и на практике. Попросту говоря, Евгений Николаевич обнаружил, что
люди (как и животные, стоящие в самом конце цепи эволюции) имеют врожденную реакцию на
то, что они не хотят, не в силах предсказать или не могут понять. Соколов определил основ-
ные характеристики того, как мы реагируем на неизвестное – на непонятную совокупность
событий, которые пока никак не классифицированы
. Представление о том, что мы инстинк-
тивно реагируем на появление неизвестного, воистину революционно. Начиная обсуждение
этого вопроса, я хотел бы вам рассказать две истории (что очень нетипично для научных изыс-
каний, но прекрасно соответствует нашей теме).