Д. Питерсон. «Карты смысла. Архитектура верования»
6
Предисловие. Descensus Ad Inferos
1
Что-то, невидимое нам, защищает нас от чего-то, нам непонятного. Невидимое – это
культура в ее внутрипсихическом воплощении. Непонятное – это породивший культуру хаос.
Хаос возвращается, если столпы культуры случайно разрушаются. Мы готовы сделать все
– все что угодно, – чтобы защититься от его возвращения.
… само то, что всеобщая проблема полностью захватила и поглотила
человека, озвучившего ее, есть залог того, что он глубоко пережил ее и, может
быть, что-то извлек из своих страданий. Тогда он покажет эту проблему на
примере своей жизни и
тем самым откроет нам истину
2
.
Я вырос, как говорится, в лоне христианской церкви. При этом моя семья не отлича-
лась особой религиозностью. В детстве мать водила меня на богослужения, но ее нельзя было
назвать ревностной и строгой протестанткой, так что дома мы никогда не обсуждали вопросы
веры. Мой отец, кажется, был совершенно безразличен к делам духовным. Он соглашался пере-
ступить порог храма только по случаю свадеб или похорон. И все же исторические пережитки
христианской морали сумели просочиться в наше семейство, наложив глубокий отпечаток на
общение и взаимные чаяния. В конце концов, когда я вырос, многие люди все еще ходили
в церковь; более того, все устои и предубеждения, характерные для представителей среднего
класса, были иудейско-христианскими по своей природе. И хотя тех, кто терпеть не мог тра-
диционных обрядов и верований, становилось все больше и больше, они безоговорочно при-
нимали правила игры христианства и формально следовали им.
Когда мне было лет двенадцать или около того, мать записала меня на конфирмационные
занятия. Там нас готовили к сознательному воцерковлению. Мне не нравилось туда ходить. Я
не разделял убеждений чересчур религиозных одноклассников (которых было очень немного)
и не восхищался их бедностью. Мне не нравился школярский дух конфирмационных занятий.
А главное, я просто не мог проглотить то, чему меня учили. Однажды я спросил священника,
как он увязывает историю Книги Бытия с современными научными теориями мироздания.
Он никак их не увязывал; казалось, в глубине души он склонялся к теории эволюции. Я все
равно искал предлог, чтобы уйти, и это стало последней каплей. Религия была необходима
невежественным, слабым и суеверным. Я перестал ходить в церковь и вступил в современный
мир.
Хотя я вырос в «христианской» среде – и детство мое было вполне благополучным и
счастливым, – я так и рвался отринуть систему, которая меня воспитала. Ни в церкви, ни дома
никто по-настоящему не противился моему бунту – отчасти потому, что люди глубоко рели-
гиозные (и те, кто, возможно, стремился к этому) не находили достойных возражений. В конце
концов, многие из основных догматов христианской веры были непонятны, если не абсурдны.
Непорочное зачатие казалось невозможным, равно как и мысль о том, что кто-то сумел вос-
креснуть из мертвых.
Стал ли мой бунт причиной семейной трагедии, потряс ли он наше окружение? Нет. В
каком-то смысле мои действия были настолько предсказуемы, что огорчили разве что мать
1
Схождение в ад (
Do'stlaringiz bilan baham: