мою способность
– творить зло,
особенно если злодеяния связаны с верой. Для начала надо было разобраться в своих снах. Не
мог же я махнуть на них рукой. Может, за ними скрыто что-то важное? Отчего бы не признать
такую возможность? Я прочитал «Толкование сновидений» Фрейда – книга оказалась весьма
полезной. По крайней мере, Фрейд относился к этой теме серьезно. И все же я не мог связать
свои ночные кошмары с исполнением желаний. Более того, они казались скорее
религиозными
,
чем сексуальными по своей природе. Я кое-что слышал о том, что особыми исследованиями
мифов и религии занимался Юнг, и взялся за чтение его работ. Известные мне ученые не
очень-то верили его рассуждениям, но ведь их не одолевали жуткие сновидения. Я же не мог
не беспокоиться о своих.
Они буквально сводили с ума. А что мне оставалось? Поверить, что ночные ужасы и боль
были
ненастоящими
? Нет ничего реальнее ужаса и боли.
6
Десять лет спустя, когда я заканчивал эту рукопись, моя студентка Хайди Тремль написала: «Во время путешествия из
Египта в Ханаан нетерпеливые израильтяне стали обвинять Бога и Моисея в том, что они ведут их в пустыню умирать. В
наказание Яхве наслал на израильтян ядовитых змей. Те, кого не укусили, покаялись и попросили Моисея заступиться за них
перед Богом. Яхве велел изготовить бронзового [или огненного] змея и водрузить его на верхушку шеста. Укушенным надо
было посмотреть на змея, чтобы сохранить жизнь. Моисей сделал так, как ему повелел Бог, и всякий раз, когда змея кусала
кого-то, этот человек смотрел на бронзовую статую и не умирал (Чис. 21:5–10). Иоанн Богослов говорит Никодиму: “И как
Моисей вознес змию в пустыне, так должно вознесену быть Сыну Человеческому, дабы всякий, верующий в Него, не погиб,
но имел жизнь вечную” (Ин. 3: 14–15)».Госпожа Тремль отметила, что многие называют змею орудием смерти (потому что
она ядовита) и символом преображения и возрождения (потому что она сбрасывает кожу). Благодаря этим откровенно про-
тивоположным характеристикам змея считается подходящим воплощением божественного начала (согласно Рудольфу Отто,
мысли которого описаны далее в этой книге). Божественность вызывает страх и трепет (
mysterium tremendum
), а также обла-
дает мощной притягательностью (
mysterium fascinans
). Хайди Тремль продолжает: «Если человек мог выдержать взгляд змея,
который символизировал его самый большой страх, он получал исцеление».Почему на моем рисунке и в Новом Завете Хри-
стос уподоблялся змею? (Кстати, создавая тот набросок, я вообще ничего не знал о такой ассоциации.) Это имеет некое отно-
шение к описанию его как судьи в Апокалипсисе:«Знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден, или
горяч!Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих.Ибо ты говоришь: “я богат, разбогател и ни
в чем не имею нужды”; а не знаешь, что ты несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг.Советую тебе купить у Меня золото,
огнем очищенное, чтобы тебе обогатиться, и белую одежду, чтобы одеться и чтобы не видна была срамота наготы твоей, и
глазною мазью помажь глаза твои, чтобы видеть (Отк. 3: 15–19)».Спаситель непременно представляется в роли судьи – причем
самого неумолимого, – потому что он является мифологическим воплощением идеала, а идеальное всегда вершит суд над
действительным. Архетипический образ Спасителя, символизирующий совершенство и полноценность, ужасает точно так же,
как мысль человека о том, насколько он далек от безупречности.
7
Джойс Дж
. Улисс. М.: АСТ, 2019.
Д. Питерсон. «Карты смысла. Архитектура верования»
14
Я долго не мог понять, к чему клонит Юнг. Он делал выводы, которые я не мог понять;
мы словно говорили на разных языках. Однако время от времени его слова попадали в цель.
Например, он предложил следующее наблюдение:
Следует допустить, что архетипическое содержание коллективного бессознательного
часто может принимать в снах и фантазиях гротескный и ужасающий вид, так что даже самый
хладнокровный рационалист не застрахован от ночных кошмаров и навязчивых страхов
8
.
Вторая часть этого утверждения, несомненно, очень мне подходила, хотя первая («архе-
типическое содержание коллективного бессознательного») оставалась загадочной и неясной. И
все же это звучало многообещающе. По крайней мере, Юнг подтверждал: то, что происходило
со мной, вполне
Do'stlaringiz bilan baham: |