Карты смысла. Архитектура верования

derek
и греческое 
hodos
. В
текстах этой священной книги часто акцентируется контраст между прямым путем, который
ведет нас к месту назначения, и кривой дорогой, которая вводит в заблуждение или путает.
Этот метафорический контраст характерен для всей христианской литературы: мы открываем
«Божественную комедию» Данте, и в третьей строке говорится о том, что герой сбился с пути:
«
Che la diritta via era smarita
» («Утратив правый путь во тьме долины»). В других религиях име-
ется та же метафора: в буддизме говорится о так называемом восьмеричном пути. В китайском
даосизме понятие «Дао» также обычно переводится как «путь» (например, Артуром Уэйли),
хотя я понимаю, что ключи иероглифа, который используется для записи этого слова, озна-
чают что-то вроде «вращения головой». Священная книга даосизма «Дао Дэ Цзин» начинается
словами о том, что Дао, которое может быть выражено словами, не есть настоящее Дао; то
есть нас призывают остерегаться метафорических ловушек в языке или, как говорит восточ-
ная мудрость, не путать Луну с пальцем, указывающим на нее. Однако далее говорится, что
Дао все же можно дать некоторую характеристику: это особый «путь в долине», направление,
принятое со смирением, самоуничижением и своего рода расслаблением, или бездействием,
которые превращают всякое деяние в полезное
23
.
23
Frye N.
Words with power: Being a second study of the Bible and literature. London, Harcourt Brace Jovanovitch, 1990, pp.
90–92.

---

Д. Питерсон. «Карты смысла. Архитектура верования»
31
Путь – это и сама жизнь, и ее цель
24
. То есть жизненная стезя – это то, что встретилось
на пути человека. Самая важная составляющая образа пути – это, по-видимому, изначально
присущая или наследуемая возможность определять главную мысль или руководствоваться ею.
Она находит выражение в извечной склонности человека сначала задаваться вопросом «в чем
смысл жизни?», а затем искать на него ответ.
Центральное понятие пути лежит в основе проявления четырех особых мифов, или
классов мифов, и дает в драматической форме более полный ответ на три вопроса, постав-
ленных ранее: 
какова природа
(смысл, значимость) 
текущего бытия? к какой
(желательной)
цели должно это состояние двигаться?
и, наконец, 
каковы процессы, посредством кото-
рых нынешнее состояние может быть преобразовано в желаемое?
Эти четыре класса мифов
включают:
1) мифы, описывающие устойчивое состояние в настоящем или в прошлом (например,
рай или тиранию);
2) мифы, описывающие проникновение чего-то аномального, неожиданного, угрожаю-
щего или многообещающего в это начальное состояние;
3) мифы, описывающие превращение ранее существовавшего устойчивого состояния в
хаос из-за произошедшего аномального или неожиданного события;
4) мифы, описывающие возрождение стабильности (обретенный рай или возвращение
тирании) из хаоса рухнувшего прошлого, дополненное знанием о существовании аномалии.
24
Рихард Вильгельм перевел китайское Дао – «основание бытия», «путь» – как 
sinn
, немецкий эквивалент английского
слова 
meaning
(смысл) [
Wilhelm R.
The I Ching (C. Baynes, Trans.). Princeton, Princeton University Press, 1971, p. lV. «Путь»
подразумевает жизненную стезю, которой управляют процессы, проявляющиеся вне области, ограниченной четкими, логиче-
скими когнитивными схемами, не имеющими внутренних противоречий. С этой точки зрения значимые переживания можно
рассматривать как ориентиры, обозначающие путь к новому способу бытия. Таким ориентиром может в принципе служить
любая форма искусства, которая является эстетически привлекательной или содержит важный смысл [см. 
Solzhenitsyn A. I.
Beauty will save the world. In 
Pelikan
J. (Ed.) The world treasury of modern religious thought. Boston, Little, Brown and Company,
1990, pp. 623–630].

---

Д. Питерсон. «Карты смысла. Архитектура верования»
32
Рис. 2. Метамифологический цикл пути
Метамифология пути описывает некий способ, которым сначала создаются, а затем (при
необходимости) полностью перестраиваются определенные представления (мифы) о настоя-
щем, будущем и способе превращения одного в другое. Одним из примеров метамифа является
традиционное христианское (и не только) представление о том, что человек утратил благодать
и впал в нынешнее безнравственное, духовно невыносимое состояние, сопровождаемое жела-
нием вернуться в рай. Поэтому вполне уместно сказать, что христианская мораль представ-
ляет собой некий план действий, целью которого является возвращение, приход или обретение
(иногда в загробной жизни) Царства Божьего – идеального будущего. Мысль о том, что чело-
век нуждается в искуплении – и что таким искуплением может стать обретение давно потерян-
ного блаженства, – объединяет мифологии представителей очень разных и давно разделенных
культур
25
. Эта общность возникает потому, что человек, исконно наделенный самосознанием,
бесконечно страдает от жизни и вечно жаждет передышки.
Рисунок 2
схематически изображает круг бытия, который начинается и заканчивается в
одной и той же точке формирования условного, но вполне определенного нравственного зна-
ния (верования). Веру легко 
подорвать
, потому что она конечна, – то есть бесконечная тайна,
окружающая человеческий разум, может в любую минуту разрушить временно устоявшиеся
схемы действий. Например, детские привычки отлично работают в начале жизни; процессы
созревания меняют условия существования, внося хаос в недавнее царство уверенности. Зна-
чит, пора не только пересмотреть план действий, но и переосмыслить цели, к которым такие
действия могут привести, а также понять, с чем и с кем они соотносятся в настоящем.
25
См., например, 
Элиаде, М
. Мифы. Сновидения. Мистерии. М.: Рефл-бук; Киев: Ваклер, 1996.

---

Д. Питерсон. «Карты смысла. Архитектура верования»
33
Известное – то, что уже произошло, – защищает нас от неизвестного, от 
хаоса
, то есть
определенным и предсказуемым образом упорядочивает наш опыт. Неизвестное – хаос, от
которого мы защищены, имеет свою собственную природу. Эта природа сперва восприни-
мается как 
эмоциональная значимость
, а не как 
объективное свойство
. Если мы следуем
намеченному плану и вдруг случается что-то непонятное или непредсказуемое, мы сначала
удивляемся
. Это удивление, вернее, смесь опасения и любопытства, отражает 
инстинктивную
эмоциональную реакцию человека на нежеланное происшествие
. Появление чего-то неожидан-
ного доказывает, что мы по определению не знаем, как себя вести, ведь мы убеждаемся в пол-
ноте знаний, только получая желаемое. Если мы оказались где-то и не знаем, что делать, мы
(вероятно) попали в беду – мы можем узнать что-то новое, но опасность еще не миновала.
Попав в беду, мы испытываем страх. Когда все вокруг знакомо, нет причин бояться. За преде-
лами этой области известного царит паника. Именно поэтому мы не любим, когда нарушаются
планы. Мы цепляемся за то, что понимаем. Но это не всегда срабатывает, ведь знаний о насто-
ящем не всегда достаточно для того, чтобы сделать шаг в будущее. То есть мы должны быть
в состоянии изменить уже осмысленное, даже с риском для жизни. Весь фокус в том, чтобы
осуществить перемены и все же остаться в безопасности. Это не так просто. Когда изменений
слишком много, они ведут к хаосу, когда их слишком мало – к застою (за которым последует
хаос, когда наступит будущее, к которому мы не готовы).
Случайно окунуться в состояние хаоса – значит соприкоснуться с «силами, которые под-
рывают привычное устройство мира». Эмоциональные последствия такого столкновения могут
быть воистину ошеломляющими. Именно поэтому люди стараются избегать внезапных «встреч
с неизвестным» и готовы пойти почти на все, чтобы защитить неприкосновенность преданий,
которые их оберегают.

---

Д. Питерсон. «Карты смысла. Архитектура верования»
34