Карты смысла. Архитектура верования

 
Жизнь нормальная и революционная:
две нехитрые истории
 
Мы рассказываем себе о том, кто мы, где хотим быть и как собираемся попасть в
желанное место. Эти истории управляют эмоциями людей, определяя ценность вещей, кото-
рые встречаются им на пути, и значимость событий, которые они переживают. Мы считаем
положительным то, что ведет нас к поставленной цели, отрицательным – то, что препят-
ствует ее достижению, и малозначительным – то, что никак не влияет на нашу жизнь.
Большинство вещей малозначительны, и это хорошо, поскольку ресурсы человеческого вни-
мания ограниченны.
Неудобства идут вразрез с нашими планами. Мы стараемся избегать всевозможных
раздражителей. Тем не менее они часто встают у нас на пути – настолько часто, что
их можно рассматривать как неотъемлемую, предсказуемую и постоянную характеристику
окружающей среды. Люди адаптировались к этой особенности – у нас есть внутренние
ресурсы, чтобы справляться с неудобствами. Делая это, мы становимся сильнее и получаем
преимущества.
Но если неприятности игнорировать, они не исчезнут сами собой. Когда скапливается
достаточно раздражителей, случается катастрофа – катастрофа, несомненно, самопроиз-
вольная, но зачастую ее невозможно отличить от божьей кары. Неудобства призваны нару-
шать наши планы, и мы готовы притворяться, что их просто нет. Катастрофы же, напро-
тив, ломают сюжеты наших историй и сильно расшатывают эмоции. По своей природе их
труднее игнорировать, но мы все равно упорно стараемся их не замечать.
Мы привыкли к неудобствам. К сожалению, мы также привыкли к катастрофам
(самопроизвольным и стихийным). Люди приспособились и к мелким раздражителям, и к
большим потрясениям, считая их неотъемлемой частью окружающей среды. С катастро-
фой, как и с неудобствами, можно справиться, но более высокой ценой. Мы научились адап-
тироваться и находить компромисс, но от этого масштаб бедствия может разрастись и
породить сокрушительную силу.
Чем больше неудобств игнорируется в каждой отдельной катастрофе, тем вернее она
спровоцирует разрушение.
За последние полвека исследователи изучили достаточное количество умственных и эмо-
циональных реакций, чтобы разработать общие положения теории эмоциональной регуляции.
Особое внимание в этой теории уделяется тому, как человек воспринимает новизну или ано-
малию при обработке информации. Найдено достаточно убедительных доказательств того, что
наши эмоциональные, когнитивные и поведенческие реакции на неизвестное или непредска-
зуемое запрограммированы – они представляют собой естественные структурные элементы
самого процесса сознания. Мы невольно присматриваемся к тому, что происходит вопреки
нашим предсказаниям – вопреки желаниям, выраженным в ожиданиях. Такое непроизвольное
внимание составляет бо́льшую часть человеческого сознания. Это первый шаг, который мы
делаем, чтобы приспособить поведение и схемы толкования бытия к миру опыта (конечно,
если мы действительно делаем этот шаг), первый шаг к тому, чтобы превратить современный
мир в желанное место существования.
Русские ученые – Е. Н. Соколова, О. Виноградова, А. Р. Лурия (а в последнее время и
Э. Гольдберг) – выбрали во многом уникальный подход к изучению жизнедеятельности чело-
века и стали пионерами современных исследований влияния новизны на эмоции и мышление.
Скорее всего, их вдохновили работы академика Павлова, который отмечал первостепенную
важность рефлекторной дуги, а также учение марксистов, расценивающее труд – созидатель-
ное действие – как черту, определяющую человека. О чем бы ни говорили отдельные преце-

---

Д. Питерсон. «Карты смысла. Архитектура верования»
37
денты, русские ученые совершенно определенно рассматривали двигательные реакции и их
абстрактные заменители как критически важный аспект нашего существования. Такая пози-
ция исторически отличала их от западных коллег, которые считали мозг чем-то вроде компью-
тера – своеобразной машиной для обработки информации. Психологи, придерживающиеся
этих убеждений, сосредоточили усилия на исследовании того, как мозг обрабатывает инфор-
мацию, поступающую извне, как он познает объективную действительность. Русские специа-
листы, напротив, посвятили себя изучению роли мозга в управлении поведением и в порожде-
нии эмоций, связанных с этим поведением. Современные исследователи, проводившие опыты
на животных, прежде всего Джеффри Грей
26
, с поразительным успехом переняли подход рос-
сийских коллег. Теперь мы знаем, по крайней мере в общих чертах, как люди реагируют на
нечто неожиданное (то, что беспокоит, раздражает, пугает, подает надежду).
Психофизиолог-новатор Е. Н. Соколов начал изучать «рефлекторную основу» внимания
в 1950-х годах. К началу 60-х он настолько продвинулся в своих трудах, что смог сформули-
ровать следующие ключевые положения. Первое:
Одним из возможных подходов к анализу образования рефлексов является изучение
нервной системы как механизма, создающего модель внешнего мира путем специфических
изменений, происходящих в его внутренней структуре. В этом смысле определенные измене-
ния в нервной системе схожи по структуре с внешними факторами, которые она отражает и
которым уподобляется. Как внутренняя модель, формирующаяся в нервной системе в ответ
на воздействие факторов внешней среды, образ выполняет жизненно важную функцию: он
меняет характер поведения, позволяя организму прогнозировать события и активно приспо-
сабливаться к тому, что происходит вокруг
27
.
И второе:
Я впервые столкнулся с явлениями, указывавшими на то, что высшие отделы централь-
ной нервной системы моделируют внешние факторы, когда изучал реакции на «новые» [сти-
мулы. Я определил эти реакции как]