Часть 2. Конфуцианство (Общий о ч е р к )
|
263
|
нами, не была единственным преимуществом. Допол нительно эта жизнь приносила с собой свободу, ра дость, покой, размышление и тишину. С наибольшей полнотой вся эта тематика отражена прежде всего
танской поэзии. Восторгом свободной жизни ды шат, например, знаменитые строки Ли Бо о его дру ге Мэн Хао-жане:
Я люблю учителя Мэна,
Слава о нем — по всей Поднебесной.
В юные годы он снял пояс и шапку,
Среди сосен и туч возложил он свою седину.
«Снять пояс и шапку» — метафора отказа от службы.
Совсем другой тональностью проникнуты строки раннетанского поэта Лю Шэнь-сюя (сдал экзамены на степень «цзинь ши» в период «кай юань» — 713— 741), «чувства которого были темны и глубоки, а порывы устремлены вдаль». Воспевая уединение и жизнь в горах, он противопоставлял фальшь и суе ту общественной жизни тихой подлинности Дао, которая легче познавалась в горах и которая лучше соответствовала глубинной природе личности. В по слании к одному из своих друзей он писал:
Природа Дао — глубока и тиха,
в миру много спорят: что есть правда, что — ложь. Если в поисках славы покинуть горы.
То разве, вернувшись, не обретешь чистоту?
Совершенно очевидно, что для подобного про тивопоставления уединения и общественной жизни, необходимо наличие в духовной культуре определен ной концепции личности, которая позволяла бы чело веку, порывающему с общественной жизнью, не пре кращать своего осмысленного существования. Гово ря о таких людях, авторы «Истории династии Цзинь»
264 А. С. Мартынов. КОНФУЦИАНСТВО
(«Цзинь шу») так определили их сущность: «Если подобные люди находились на службе, то они управ ляли народом и соприкасались с пылью, но не стре мились при этом ни к славе, ни к выгоде. Если же они уходили со службы, то они наслаждались гармо нией мира и следовали путем согласия с ней, со храняя при этом свою н е б е с н у ю п о д л и н
о с т ь (тянь чжэнь). Здесь, на наш взгляд, за ключена довольно четкая характеристика совершенно нового явления в конфуцианской культуре: конфу цианская личность обрела две среды обитания, два поля деятельности и, соответственно, двойственность своей собственной внутренней природы. В одной сфере действовал бюрократ и философ, в другой — преимущественно поэт, который настаивал на том, что зримый космос, становясь предметом созерцания, может быть столь же полезен, как и классический текст или поучение наставника. В природе, как в открытой книге, можно было «прочесть» и усвоить все главные закономерности мироздания и сохранить свои личностные ценности, свою подлинность, о чем, опять-таки, очень хорошо сказал Лю Шэнь-сюй:
Лесная глушь слилась с ночной пустотной тьмой.
Туманная луна как чистота и подлинность сияет.
Тему отхода от государственной машины, пожа луй, лучше всего закончить стихами танского поэта-отшельника Лу Юя (VIII в.), который выразился на счет государственной службы предельно четко, на писав:
Мне не нравится утром ходить в присутствие,
Мне не нравится вечером там выходить на террасу. Мне нравится быть на водах Сицзяна И направляться к стенам Цзиньлинч.
Do'stlaringiz bilan baham: |