|
миф ничего не скрывает:
его функ-
ция — не скрадывать, а деформировать. Понятие не
обладает никакой латентностью по отношению к
форме, и при истолковании мифа нет нужды обра-
щаться к бессознательному. Конечно, форма и поня-
тие проявляются по-разному. Форма предстает нам
буквально, непосредственно и к тому же обладает
протяженно стью. Это обусловлено — повторим еще
раз — изначально языковой природой мифического
означающего: образованное из уже запечатленного
смысла, оно может быть дано только в материальном
воплощении (тогда как в языке означающее остается
чисто психическим). В словесных мифах протяжен-
ность формы носит линейный характер («ибо меня
зовут лев»), в визуальном же мифе — многомерный
(в центре зрительного образа — военный мундир не-
гра, вверху — черная кожа его лица, слева — поднятая
в воинском приветствии рука и т. д.). Таким образом,
элементы формы находятся в отношениях взаимо-
размещенно сти, соположенности, ей присущ про-
странственный способ присутствия. Напротив того,
понятие дается нам глобально, как некая туманность,
в которой более или менее зыбко сгущено знание. Его
элементы связаны ассоциативными отношениями, и в
основе ее не протяженность, а толща (и даже в такой
метафоре, пожалуй, все еще слишком много про-
странственности); присущий ему способ присутствия
связан с нашей памятью.
Отношение понятия к смыслу — это главным об-
разом отношение
деформации.
Здесь вновь до извест-
ной степени прослеживается формальная аналогия с
такой сложной семиологической системой, как пси-
хоаналитическая. Подобно тому как у Фрейда явный
смысл поступка или переживания деформирован его
5 / 35
281
II
.
М
иф сегодня
латентным смыслом, так же и смысл мифа деформи-
рован его понятием. Подобная деформация, естест-
венно, возможна лишь в силу того, что форма мифа
уже сама по себе образуется некоторым языковым
смыслом. В простой системе, такой как язык, означа-
емое не может ничего деформировать, ибо пустое и
произвольное означающее не оказывает ему никакого
сопротивления. Здесь же все иначе — означающее как
бы двулико. Один его лик, то есть смысл, обладает
полнотой (история льва, негра-солдата), а второй, то
есть форма, пуст («ибо меня зовут лев», «француз-
ский-солдат-негр-салютует-трехцветному-флагу»).
Свое деформирующее воздействие понятие оказывает,
разумеется, на его смысловую, полную сторону — и
лев и негр лишаются своей собственной истории, пре-
вращаются в жесты. «Грамматической примерностью»
латыни искажается акт самоименования льва со всеми
его привходящими обстоятельствами, а «французской
имперскостью» искажается тот первичный язык, тот
дискурс фактов, где мне рассказывалось, как солдат-
негр отдает честь. Но деформируемое не устраняется
совсем; ни лев, ни негр никуда не делись, они остают-
ся нужны понятию; они лишь наполовину урезаны —
лишены памяти, но не существования. Упорно и мол-
чаливо укорененные в реальности, они в то же время
болтливы, как слова, которыми всецело распоряжает-
ся понятие. Под воздействием понятия смысл не от-
меняется, а именно деформируется, — или, чтобы
выразить это противоречие одним словом, отчужда-
ется.
Итак, мы постоянно должны помнить, что миф —
система двойная; он как бы вездесущ — где кончается
смысл, там сразу же начинается миф. Прибегая вновь
к пространственным метафорам (приблизительность
которых уже была отмечена выше), можно сказать,
что значение мифа — это такая вертушка, где означа-
ющее все время оборачивается то смыслом, то формой,
то языком-объектом, то метаязыком, то чисто знако-
вым, то чисто образным сознанием; такое чередование,
можно сказать, подхватывается понятием, которое
6 / 35
282
Р
олан
Б
арт.
М
ифологии
использует его как особое, амбивалентное означаю-
щее — интеллектуально-образное, произвольно-ес-
тественное.
Не хотелось бы спешить с моральными выводами
по поводу этой механики, но, даже оставаясь в пределах
чисто объективного анализа, можно заметить, что
своей амбивалентностью мифическое означающее в
точности воспроизводит физику
алиби
(как известно,
это слово имеет пространственный смысл): в случае
алиби также есть два места, одно пустое, другое полное,
и они связаны отношением негативного тождества
(«где вы думаете, что я есть, — там меня нет; где вы
думаете, что меня нет, — там я и есть»). Но в обычном
случае, например в уголовном деле, у алиби есть предел:
рано или поздно вращение вертушки прекращается,
столкнувшись с реальностью. Миф же имеет
Do'stlaringiz bilan baham: |
