Barthes. Mythologies p aris, Seuil,1957

бесспорный.
Но в то же 
самое время его чувственная наглядность обуздыва-
ется, дистанцируется, делается как бы прозрачной; 
чуть отступая назад, она становится пособницей за-
данного понятия французской имперскости, 
заим‑
ствуется
им
.
Теперь посмотрим на означаемое: всю историю, 
которой больше нет в форме, вбирает в себя понятие. 
Понятие вполне детерминировано — оно формирует-
ся исторически и вместе с тем преднамеренно; именно 
оно является движущей силой мифического высказы-
вания. Свой жизненный импульс миф получает от 
таких вещей, как «грамматическая примерность», 
«французская имперскость». В понятии заново созда-
ется цепь причин и следствий, импульсов и интенций. 
В противоположность форме, понятие отнюдь не 
абстрактно — оно наполнено конкретной ситуацией. 
Через понятие в миф проникает какая-то иная, новая 
история: в грамматическом примере самоименование 
льва очищено от всех привходящих обстоятельств, 
зато теперь в него вовлекаются все обстоятельства 
моей жизни — и Время, которое определило мне ро-
диться в эпоху преподавания латинской грамматики, 
и История, которая посредством сложного механиз-
ма социальной сегрегации выделила меня из числа 
1 / 35

---

277
II
. 
М
иф сегодня 
других детей, не изучающих латынь, и педагогическая 
традиция, в силу которой используется именно этот 
пример из Эзопа или Федра, и, наконец, мои собствен-
ные языковые навыки, которые заставляют меня ви-
деть в согласовании сказуемого факт, достойный 
внимания и иллюстрации. Так же и с негром-солдатом: 
в каче стве формы он обладает лишь куцым, изолиро-
ванным, обедненным смыслом, зато в качестве понятия 
«французской имперскости» он вновь обретает связь 
с мировым целым — с великой Историей Франции, с 
ее колониальными авантюрами, с ее теперешними 
трудностями. Правда, в понятие влагается не столько 
сама реальность, сколько известное представление о 
ней; превращаясь из смысла в форму, образ во многом 
теряет содержавшиеся в нем знания, дабы наполнить-
ся теми, что содержатся в понятии. Другое дело, что 
в мифическом понятии заключается лишь смутное 
знание, образуемое из неопределенно-рыхлых ассо-
циаций. Такой открытый характер понятия следует 
подчеркнуть — оно представляет собой отнюдь не 
абстрактную чистую сущность, но бесформенный, 
туманно-зыбкий сгусток, единый и связный лишь в 
силу своей функции. 
В этом смысле можно сказать, что основополага-
ющая черта мифического понятия — его 
адресность:
«грамматическая примерность» касается учащихся 
строго определенного класса, «французская импер-
скость» должна тронуть такую-то, а не иную катего-
рию читателей; понятие точно соответствует функции, 
оно обладает строгой ориентированностью. В этом его 
очевидное сходство с означаемым из другой семиоло-
гической системы — фрейдизма: у Фрейда вторым 
элементом системы является латентный смысл (содер-
жание) сновидения, оплошного поступка или невроза. 
Но Фрейд подчеркивает, что этот второй смысл пос-
тупка или переживания и есть его буквальный смысл, 
точно соответствующий всей глубинной ситуации 
субъекта; как и в мифическом понятии, в нем заклю-
чается реальная интенция поступка или пережива-
ния.
2 / 35

---

278
Р
олан 
Б
арт. 
М
ифологии
Одно означаемое может иметь несколько означаю-
щих; так бывает, в частности, в лингвистике и психоана-
лизе. Так происходит и с понятием в мифе, которое 
имеет в своем распоряжении неограниченное число 
означающих. Я могу найти тысячу латинских фраз, 
наглядно демонстрирующих согласование сказуемого, 
и тысячу образов, обозначающих для меня «француз-
скую имперскость». Это говорит о том, что