Amea folklor institutu

Язык, образование. В Абхазии, с точки зрения дискриминации языка, в критической ситуации оказались как сами абхазы, так и грузины. Истории создания абхазского письма посвящено немало трудов (см. З. Папаскири, Б. Кварацхелия и др.). Не имея собственного письма, абхазы зачастую стояли перед выбором. Сначала русский ученый Петр Услар в 1862 г. на основе русской графики создал абхазскую азбуку, которая оказалась сложной, поскольку на ее основе трудно было передать звуки абхазской речи. Затем, в 1892 г. педагог К. Мачавариани и его ученик Дмитрий Гулиа составили новую азбуку на основе грузинской графики. После этого, в 20-ых годах XX в. Нико Марр создал абхазскую азбуку уже на основе латинской графики. К сожалению, и эта попытка оказалась тщетной. В 1938 г. стараниями Дмитрия Гулия, Акакия Шанидзе и Симона Джанашиа была создана абхазская азбука опять же на основе грузинской графики, но эта история закончилась тем, что в 1951 г. азбука была вновь разработана на основе русской графики. Подобное обстоятельство и стало причиной того, что, как отмечает абхазский ученый Лорик Маршания, к 1980 году из 83 тысяч абхазов лишь несколько десятков полноценно владели абхазским языком, остальные же родной язык знали лишь на бытовом уровне, используя его для общения (Архив Президента Грузии, ф. 14, о.119, д. 475, л.6). И еще один факт - по переписи 1989 г. населения СССР из живущих в Грузии абхазов только 2,4% владели грузинским, русским - 80,5%, а из проживающих в Абхазии абхазов грузинским владели 1,6%, русским - 81,5% ( Хоштария-Броссе, 1996, 116).
Таким образом, подобное незавидное положение с точки зрения знания родного языка было следствием политики Кремля в Абхазии. Здесь речь идет не о формировании в Грузии гражданской нации, социально-культурной интеграции, отнюдь. Удивительно то, каким образом мыслили в Кремле создание нового социального единства - «советского народа» - в то время как, и это видно хотя бы на примере Грузии, шел процесс формирования этнократического общества. Язык, образование, культура - эти сферы использовались для искусственного инициирования в республике межэтнических и сепаратистских процессов.
Особенно наглядно такое положение дел отразилось в области образования. В феврале 1925 г. русский язык был объявлен в Абхазии государственным. Известно, что в первой половине 20-ых годов, помимо грузинских и абхазских школ, в Абхазии открывались русские, греческие, немецкие, армянские, эстонские школы. Но, к сожалению, в этих школах «до 1937 г. грузинский язык не изучался» (Архив Президента Грузии, ф. 14, о. 12, д. 212, л. 27).
В марте 1938 г. кремлевская власть приняла специальное постановление об обязательном обучении русскому языку в школах национальных республик. По рассмотрении этого вопроса сочли, что в Грузии процесс обучения русскому языку не отвечает предъявленным требованиям. Причина этого, как отмечалось в постановлении заседания коллегии Народного комиссариата просвещения Грузии, заключалась в том, что националистически настроенная интеллигенция «стара­лась оторвать грузинскую молодежь от русской культуры». В этом же документе касательно Абхазии было сказано, что «в абхазских школах, ввиду отсутствия соответствующих национальных педагогических кадров и учебников на абхаз­ском языке, с 5-го класса все предметы изучаются на русском языке. Изучение же русского языка как предмета начинается со 2-го класса» (Архив Президента Грузии, ф. 14, о. 13, д. 26, л. 116).
Безусловно, что грузинская интеллигенция имела собственное мнение по поводу сложившегося в абхазских школах положения. Она (интеллигенция - Дж. К.) считала своим долгом оказывать содействие формированию в Абхазии граж­данской нации, делая при этом акцент на приоритете грузинского языка. Однако позиция грузинской интеллигенции не устраивала большевиков. В документе, подготовленном ЦК Компартии Грузии в 1925 г., который назывался «О грузинской интеллигенции», сказано, что в Грузии спустя четыре года после советизации интеллигенция еще не определилась в своем отношении к власти. Там же подчеркнуто, что грузинские большевики должны учитывать указание своего вождя - Ленина, согласно которому «необходима исключительная поли­тика уступок по отношению к грузинской интеллигенции» (Архив Президента Грузии, ф. 14, о. 2, д. 657, л. 85-88).
К сожалению, в действительности никаких уступок не существовало. Наоборот, именно в 20-30 годах шел интенсивный процесс формирования новых абхазов советского поколения с усиленным обучением русскому языку, что, в свою очередь, являлось предпосылкой создания управляемой этнократии, которая сыграла решающую роль в разжигании абхазского национализма, который уже к 1929 г. принял явно вызывающий характер.
В мае 1929 г. Кремль направил в Абхазию комиссию по изучению нацио­нальных вопросов во главе с Сеидом Кадыровым. В отчете комиссии отмечалось, что стремление эмигрировать из Абхазии принимает массовый характер в кругах этнических меньшинств и что разжиганию подобных настроений способствуют националистические элементы местного советского аппарата. В том же документе сказано о ближайших задачах абхазских националистов: очистить Абхазию от чуждых элементов, возвратить мухаджиров, поверхностно относиться к требова­ниям и нуждам представителей других наций (Архив Президента Грузии, ф. 13, о. 7, д. 63, л. 212).
Как правило, в создавшемся положении Кремль обвинял местную, грузинскую партийную власть. Даже сегодня, когда речь идет о проблемах образования в СССР, в частности о таких решениях, как создание абхазского алфавита на основе грузинской графики, вернее введение его в образовательную систему Абхазии, многие русские и абхазские ученые винят в этом либо Сталина, либо Берия, либо грузинскую власть. Например, русский исследователь В.Шнирельман отмечает, что в 1937-1938 гг. грузинская власть проводила политику этноцида: был создан новый алфавит на основе грузинской графики, затем началось упразднение абхазских школ и повсеместное внедрение обучения на грузинском языке (Шнирельман, 2003, 268).
Подобное обвинение в условиях строго вертикальной, административно- при­казной системы СССР, безусловно, абсурдно. Анализируя создавшуюся ситуа­цию, проф. З. Папаскири пишет, что перевод письма на «кириллицу» происходил в масштабе всего Союза. В этом плане, продолжает автор, Грузия была единственным исключением, и не потому, что руководитель СССР И. Сталин был грузином, а по причине совершенно банальной: из всех союзных республик (РСФСР, Грузинская ССР, Азербайджанская ССР, Узбекская ССР), в составе которых фигурировали автономные единицы, только государственный язык Грузинской ССР – грузинский - имел свой оригинальный алфавит (известно, что узбекский и азербайджанский письмена тоже были переведены на «кириллицу») (Папаскири, 2007, 134).
В школах Абхазии реорганизация языка не ограничилась этим. Фактически повторилась ситуация 30-ых годов - в 1957 г. абхазская азбука была заново разработана на основе русской графики. Таким образом, абхазская школа вновь вернулась в прежнее положение, при котором лишь учащиеся начальных классов обучались на абхазском языке, в целом же школы продолжали функционировать на русском.
В 1940-1950 гг., несмотря на изменения, происшедшие в СССР (была признана окончательная победа социализма, успехи в области образования, науки, рост национального самосознания народов и т. д.), управленческая политика, особенно в национальном вопросе, осталась прежней. К этому времени в Абхазии уже была сформирована партократия советской генерации с этнократическими устремлениями, для которой главным было не защита национальных интересов, а карьера и выгода.
Грузинская партократия, которая мало чем отличалась от абхазской, честно исполняла все указания Кремля. В феврале 1954 г. лидер Компартии Грузии В. Мжаванадзе на 16 съезде партии подверг жесткой критике руководство Тбилисс­кого университета за издание книги И. Джавахишвили «История грузинского народа» (т.5). В своем докладе он обвинил выдающегося ученого в «ошибках националистического характера», в частности в «искаженном освещении фактов грузино-русских взаимоотношений». На этом же съезде был раскритикован и проф. И. Цинцадзе за высказанное им соображение по поводу того, что сближение Грузии с Россией было ошибкой, которая отрицательно сказалась на судьбе Грузии.
На этом же съезде были намечены мероприятия по оперативному переводу абхазского алфавита с грузинской графики на русскую (Архив Президента Грузии, ф. 14, о. 28, д. 1, л. 78-157). Последний факт лишний раз свидетельствует о «всемогуществе» руководства Компартии Грузии, в чем его часто обвиняли абхазские сепаратисты.
Следует отметить, что немногим раньше, в 1952 г. на съезде Компартии Грузии разрушительной критике подвергли классика грузинской литературы Константина Гамсахурдиа, обвинив его в том, что «он не видит разницы между прогрессивным и реакционным в прошлом». Литературный язык писателя был охарактеризован как «воинствующий национализм с явно выраженной фашис­тской окраской (Архив Президента Грузии, ф. 14, о. 26, д. 1, л. 132).
В послевоенные годы, особенно с 1950 г. в СССР социально-культурные взаимоотношения между народами стали интенсивнее, претворялось в реальность массовое образование (в 1958 г. в СССР был принят закон «О всеобщем среднем образовании»), увеличились ряды национальной интеллигенции. Все это знаменовало собой новые, позитивные процессы национальной консолидации, хотя советская власть умудрились превратить все положительные достижения в межнациональных отношениях в негативные и деструктивные факторы. С учетом вышесказанного, можно констатировать, что не только с 50-ых годов XX в., но и на протяжении всего советского периода социально-культурная интеграция Абхазии с Грузией, по большей части из-за отсутствия в СССР политической демократии и развитого гражданского общества, была исключена. Формирование в республике «многоязычия» и плюрализма образовательного пространства усилило в обществе дезинтеграционные процессы, возникли проблемы в межна­циональных отношениях. Большая доля вины в этом лежит на советской на­ционально-государственной политике, приведшей ситуацию к логическому кон­цу. Подтверждением сказанного служат конфликт в Абхазии в 1992-1993 гг., русско-грузинская война в августе 2008 г. Беда в том, что СССР, исходя из государственно-политической системы общества, граждан единого государства осознавал как нацию, видя вектор развития по схеме «от нации к государству», в отличие от Европы, где развитие шло по схеме «от государства к нации».
К сожалению, такой подход продолжается и в постсоветское время. Как от­ме­чает абхазский ученый М. Квициния, «формирование гражданского общества – про­цесс сложный и длительный, и поэтому не исключает на ранней его стадии пре­валирования этнонационального компонента» (Квициния, 2001, 173).Хочется на­деять­ся, что автор имеет ввиду неполитическое «превалирование», а «этнона­цию», суверенитет которой определяется ее лингвистической и культурной автономией.
* * *
Таким образом, проведение в Советской Грузии противоречивой, недально­видной национальной политики по указке Кремля, не соответствующий дей­ствительному положению статус Абхазии и, как следствие этого, разжигание этнонационализма способствовали социально-культурной дезинтеграции, губи­тель­но повлиявшей на грузинско-абхазские взаимоотношения в 1980-ых годах, что, в конечном счете, привело к кровавому конфликту. А, между тем, исто­ри­чески грузин и абхазов гораздо большее связывает, нежели отчуждает. Ситуация может быть урегулирована нейтрализацией внешних негативных факторов, раз­витием процессов политической демократии, институтов гражданского общества, рыночной экономики и стандартизацией образования. Все это, со своей стороны, обусловит развитие интеграционных процессов между грузинами и абхазами.