Смысл и назначение истории. Пер с нем

I I I . ПРОБЛЕМА БУДУЩЕГО 
Историческая концепция человеческого существования в его це­
лостности должна включать в себя и будущее. Этому соответству­
ет христианское видение мировой истории, границами которой яв­
ляются сотворение мира и день страшного суда. 
В нем заключена истина, и она остается незыблемой даже для 
тех, кто уже не верит в это христианское видение. Ибо отказ от бу­
дущего ведет к тому, что образ прошлого становится окончатель­
но завершенным и, следовательно, неверным. Без осознания буду­
щего вообще не может быть философского осознания истории. 
Однако будущее не может быть исследовано. Исследованию 
доступно лишь то, что обладает реальностью, т. е. то, что уже про­
изошло. Будущее же скрыто в прошлом и настоящем, мы видим и 
примысливаем его в реальных возможностях. По существу, в ос­
нове нашего мировоззрения всегда лежит осознание будущего. 
Это осознание будущего не следует конкретизировать в вооб­
ражаемых картинах, отражающих наши чаяния или страхи; в ос­
нове нашего видения будущего должно быть научное проникно­
вение в прошлое, а также непредубежденное постижение настоя­
щего. Все дело в том, чтобы в происходящей на наших глазах 
борьбе, сквозь нее, ощутить ту глубинную борьбу, от исхода кото­
рой зависит существование человечества вообще. 
Тогда наше внимание будет направлено уже не только на 
объективность изложения того, что просто было, что далеко от со­
бытий сегодняшнего дня, напротив, тогда настоящее станет исто­
ком и целью и исторического сознания. 
Видение настоящего в такой же степени зависит от восприятия 
прошлого, как от прогнозирования будущего. Наши мысли о буду­
щем влияют на то, как мы видим прошлое и настоящее. 
Прогнозирующее историческое мышление определяет наши 
действия. Душа, потрясенная заботой и надеждой, становится яс­
новидящей. Или же мы вытесняем из нашего сознания возникаю­
щие образы различных возможностей и предоставляем событиям 
идти своим чередом. 
Приведем в качестве примеров несколько сделанных в прош­
лом прогнозов, правильность которых теперь может быть провере­
на и в ряде случаев представляется жутким прорицанием. Начи­
ная с XVIII в. будущее стало предметом сознательных размышле­
ний и эмпирически обоснованного видения. И вплоть до наших 
дней прогнозирование будущего осталось серьезной проблемой. 
В XVIII в., когда шел процесс освобождения от потерявших 
свою значимость и используемых во зло авторитетов, когда наста­
ло время неслыханных достижений науки и техники, роста богат­
ства, многие люди в своем ликовании по поводу этих успехов жили 
в полной уверенности, будто общественный прогресс гарантиро­
ван и жизнь будет все время улучшаться. Эти люди не знали забо­
ты о будущем. 
Все изменилось после Французской революции. В течение 
155 

---

XIX в. пессимистический взгляд на будущее все более утверж­
дался. 
Уже Гете, предвидя в 1825 г. век машины, характеризовал его 
следующим образом: «Это будет век способных, легко ориенти­
рующихся в практических вопросах людей, которые, обладая боль­
шей предприимчивостью, чем другие, ощущают свое превосходст­
во над толпой, хотя сами они и не одарены высокими талантами». 
Гете предчувствовал и худшее: «Я предвижу, что придет время, 
когда люди перестанут радовать Бога, и он вторично уничтожит 
их во имя нового творения». 
Вслед за тем возник ряд знаменитых прогнозов; некоторые из 
них мы здесь приведем. 
В 1835 г. Токвиль * писал следующее: 
«Итак, настанет время, когда в Северной Америке будет жить 
полтораста миллионов жителей, равных между собою, которые все 
будут принадлежать к одной семье, все будут иметь одно истори­
ческое происхождение, одну цивилизацию, один язык, одну рели­
гию, одинаковые привычки и нравы и между которыми мысль бу­
дет обращаться, принимая одну и ту же форму и окраску. Все 
остальное остается сомнительным, но это достоверно. Вот, стало 
быть, совершенно новый факт в мировой истории, значение и пос­
ледствия которого трудно себе представить даже в воображении. 
В настоящее время существуют на Земле два великих народа, 
которые, начав с различных точек, приближаются, по-видимому, к 
одной цели: это русские и англо-американцы. 
Оба они выросли незаметно; и когда взоры людей были обра­
щены в другую сторону, они вдруг заняли место в первом ряду 
между нациями, так что мир почти в одно время узнал и об их по­
явлении и об их величии. 
Все другие народы, по-видимому, почти достигли пределов, 
предназначенных им природой; их задача только сохранять при­
обретенное. Но эти два народа находятся еще в периоде роста. 
Все остальные остановились или подвигаются только с большими 
усилиями; лишь они одни идут легко и скоро по пути, которому 
глаз еще не может видеть конца. 
Американец борется с препятствиями, предоставляемыми ему 
природою; русский борется с людьми. Один воюет с пустынями и 
варварством, другой с цивилизацией, находящейся во всеоружии; 
поэтому завоевания американцев делаются плугом земледельца, 
завоевания русского — мечом солдата. 
Для достижения своей цели первый полагается на личный ин­
терес и предоставляет свободу действий, не направляя их силам и 
разуму отдельных лиц. 
Другой сосредоточивает, так сказать, в одном человеке все си­
лы общества. 
Для одного главное средство действия есть свобода, для друго­
го повиновение. 
Их исходные точки различны, пути их тоже различны; и однако 
каждый из них предназначен, по-видимому, тайной волею прови-
156 

---

дения держать когда-нибудь в своих руках судьбу половины ми­
ра» (20). 
В 1870 г. Буркхардт в своих «Размышлениях о мировой исто­
рии» писал о будущем следующее: 
«Способность к рассуждению будет вытеснена готовностью к 
подчинению, единичное и множественное — целостным и единым. 
Вместо культуры речь будет вновь идти только о существова­
нии... 
Государство вновь обретет верховное господство над культу­
рой, более того, в значительной степени подчинит ее своему вкусу. 
Не исключено и то, что культура сама будет обращаться к госу­
дарству с вопросом, как удовлетворить его требованиям. 
Под воздействием резких и постоянных напоминаний люди вы­
нуждены будут понять, что приобретательство и общение отнюдь 
не являются главным в их жизни. 
Значительная часть процветающих научных исследований и 
занятий, а также искусств, быть может, исчезнет, а то, что оста­
нется, должно будет вдвойне напрячь свои силы. 
Господствующим типом жизни станет жесткая целесообраз­
ность... 
Остальное сделают войны, они утвердят это положение вещей. 
Само государство примет такой облик, что в течение долгого вре­
мени нельзя будет и помышлять о том, что оно обретет другую 
направленность... 
Реакция свободного идеала так или иначе проявится, но ценой 
сверхчеловеческих усилий и напряжения» (21). 
В 1872 г. он писал в письме: «Идеалом жизни станут армейские 
распорядки... в государственной машине и механизме управле­
ния... в деле обучения и образования. Самой поразительной ока­
жется участь рабочих. У меня предчувствие, которое на первый 
взгляд кажется нелепостью, но от которого я никак не могу отде­
латься. Оно гласит: военизированное государство должно стать 
крупным предпринимателем. Все это скопление масс в крупных 
предприятиях нельзя навек оставить во власти нужды и жадно­
сти: определенная и контролируемая степень нужды при наличии 
продвижения по службе и мундира, начинающаяся и завершаю­
щаяся ежедневно под звуки б а р а б а н а , — вот то, к чему все это 
должно прийти по логике вещей» (22). 
Ницше набросал следующие черты своей эпохи и будущего: ма­
шина в ее действии как образец существования; подъем масс и их 
нивелирование, театральность жизни, где все ложно и нет, по су­
ществу, больше ничего значимого, дурман вместо мышления в 
качестве жизненной атмосферы — «Бог умер». Утверждается ни­
гилизм: «Вся наша европейская культура уже давно движется в 
мучительном напряжении, которое год от года растет, как бы 
стремясь к катастрофе: неспокойно, насильственно и опрометчи­
во, подобно бурному потоку, который рвется к концу, больше не 
размышляя, боясь размышлять». 
Людей далекого будущего Ницше дает в гротескных образах: 
157 

---

«Земной шар стал маленьким, на нем прыгает последний чело­
век, совершая свои мелкие дела: его род неискореним, он подобен 
блохе; последний человек живет дольше всех. 
Мы изобрели с ч а с т ь е , — утверждают последние люди, подми­
гивая... 
Время от времени немного яду: это порождает приятные сны. 
И много яду под конец, чтобы смерть была приятной. 
Люди еще работают, ведь работа — это развлечение. Одна­
ко они стараются, чтобы это развлечение не было утомитель­
ным. 
Стадо без пастыря! Все хотят одного и того же, все они равны: 
кто не согласен, идет добровольно в психиатрическую больницу. 
Некогда весь мир был б е з у м е н , — говорят самые утонченные и 
подмигивают. 
Люди умны, им известно все, что происходило. Это дает право 
на бесконечную иронию. 
Мы изобрели с ч а с т ь е , — говорят последние люди и подмиги­
вают» (23). 
Вслед за этим часто рисовали картину будущего общества в 
виде муравейника, где люди обретают свое счастье в существова­
нии, регулируемом предписаниями, распорядком дня, дозировкой 
всех вещей посредством тотального планирования. 
* * * 
Пессимистическому видению еще теперь противостоят попу­
лярные картины будущего великолепия, коренящиеся в