возникло, но впервые ехал на машине с переключателем скоростей на рулевой
колонке. Поначалу это казалось странным, однако как только я к этому привык
(потом еще пришлось привыкать к включению дальнего света левой ногой), мне
понравилось. И Билл Тит оказался прав насчет второй передачи: на ней «санлайнер»
летел как ветер. В Огасте я остановился только для того, чтобы сложить верх. В
Уотервилле за девяносто пять центов отлично пообедал мясным рулетом,
получив
заодно кусок яблочного пирога с шариком мороженого. По сравнению с этим обедом
толстобургер стоил целое состояние. Я ехал, подпевая «Скайлайнерс», «Коустерс»,
«Дел-Викингс», «Элегантс». Светило теплое солнце, ветер ерошил мою новую
короткую стрижку, платная автострада (согласно рекламным щитам, «Дорога
„Миля-в-минуту“») принадлежала практически мне одному. Все мои сомнения
словно утонули в коровьем пруду вместе с мобильником и мелочью будущего. Я
пребывал в превосходном настроении.
Пока не увидел Дерри.
2
Что-то было не так с этим городом, и, думаю, я понял это с первого взгляда.
Когда автострада «Миля-в-минуту» скукожилась до двух полос с заплатанным
асфальтом, я свернул на шоссе 7, где-то в двадцати
милях севернее Ньюпорта
поднялся на холм — и увидел Дерри, громоздившийся на западном берегу
Кендускига под дымным облаком, поднимавшимся из множества труб целлюлозных
и текстильных фабрик, работавших на полную катушку. Через центр города тянулась
неровная зеленая полоса. С такого расстояния она напоминала шрам. Вокруг этого
неровного зеленого пояса простирались исключительно оттенки серого и черного, а
небо над городом желтизной напоминало мочу, спасибо выбросам из всех этих труб.
Я проехал мимо нескольких придорожных ларьков, где продавали овощи и
фрукты. Люди, стоявшие за прилавками и
глазевшие на мой автомобиль, больше
напоминали кровосмесительных уродов из фильма «Освобождение», чем фермеров
Мэна. Когда я миновал последний ларек, с надписью «ПРИДОРОЖНАЯ
ТОРГОВЛЯ ПРОДУКТАМИ БАУЭРСА», большой беспородный пес, похожий на
внебрачного бульдожьего отпрыска, выбежал
из-за корзин с помидорами,
составленных друг на друга, и помчался за мной, лая, пуская слюну и пытаясь
ухватить зубами задние колеса «санлайнера». В зеркало заднего вида я заметил, как
к нему подошла худая женщина в комбинезоне и принялась лупить штакетиной.
В таком городе родился и рос Гарри Даннинг, и я возненавидел Дерри с первого
взгляда. Без какой-то конкретной причины — возненавидел, и все. Центральный
торговый район расположился в котловине между тремя крутыми холмами, и там я
сразу ощутил клаустрофобию, словно попал на дно колодца. Мой вишнево-красный
«форд» слишком выделялся на улице — отвлекающий (и нежеланный,
судя по
взглядам, которые он притягивал) цветной мазок на фоне черных «плимутов»,
коричневых «шевроле» и грязных автофургонов. Через центр города протекал канал,
черная вода чуть не выплескивалась через замшелые бетонные стены.
Я нашел место для парковки на Кэнал-стрит. Час стоянки стоил пять центов. Я
забыл купить шляпу в Лисбон-Фоллс, и через два или три магазина увидел нужный.
Назывался он «Выходная и повседневная одежда. Самая изящная галантерея
центрального Мэна». Вряд ли у него были конкуренты.
Я припарковался перед аптекой и, выйдя из «санлайнера», остановился, чтобы
прочитать объявление в витрине. Каким-то образом оно обобщало чувства, которые
я испытывал к Дерри — глубокое недоверие, ощущение едва сдерживаемой
жестокости, — лучше, чем что-либо еще в этом городе, где я прожил почти два
месяца.
Мне не понравилось все, за исключением нескольких человек, с которыми
довелось познакомиться. Объявление гласило:
Do'stlaringiz bilan baham: