Paolo Virno

10

---

десять тезисов о множестве и постфордистском капитализме
четвёртый 
день
паоло 
вирно
грамматика 
множества
радикальную критику труда; преувеличенный вкус к различи-
ям, или, если угодно, к усилению «принципа индивидуации»; 
угасание желания захвата Государства, но предрасположен-
ность (порой, безусловно, жестокую) к защите от Государства, 
к расторжению государственных уз как таковых. Нетрудно 
распознать коммунистические ориентиры и начала в рево-
люции, произошедшей в 1960–1970-х годах. Именно поэтому 
постфордизм, ставший ответом на эту революцию, дал жизнь 
некоему парадоксальному «коммунизму капитала».

---

---

алексей пензин

---

M for Multitude
вместо послесловия

---

150
алексей 
пензин
вместо 
послесловия
I.
]
«Хоть имя дико…»
Вот уже несколько лет маска Гая Фокса из фильма «V for Ven-
det ta» является примечательным атрибутом политических дви-
жений – анонимных хакеров, участников Occupy Wall Street, 
различных групп активистов, спонтанно формирующихся во 
время протестных акций. Мелькание этой маски можно заме-
тить в Москве и других городах. И это не просто отсылка к 
вдохновляющей истории киногероя, ценой своей жизни унич-
тожившего тиранию, и не только способ скрыть свое лицо, 
избежав полицейской идентификации. Эта маска также не 
прием, с помощью которого пытаются подчеркнуть собствен-
ное отвержение индивидуализма или традиционных форм 
политического лидерства, и не меланхолический или злове-
щий знак странного сектантского обезличивания, идущего 
наперекор разнообразию современного мира, как могли бы 
предположить либеральные оппоненты подобной стратегии. 
Не является она и рецидивом набившего оскомину революци-
онного карнавала 1968 года. Напротив, эта маска выражает 
нечто принципиально новое, касающееся политической и со-
циальной реальности последнего десятилетия. Ключевым мо-
ментом в самом фильме является финальная сцена выхода на 
площадь большого количества прежде пассивных и аполитич-
ных людей в масках, подобных той, которую носил сам герой, 
V. В этом акте происходит короткое замыкание одного (героя, 
лидера) и многих (массы возмущенных граждан) – ключевых 
категорий традиционной политической теории. И как показы-
вает практика революций в Тунисе и Египте, в наше время 
подобное замыкание – через социальные сети и другие со-
временные средства коммуникации – может оказаться оше-
ломляюще эффективным. 

---

151
Любой мобилизации, опирающейся на новейшие медиа, 
предшествует своего рода «массовая интеллектуальность», 
которая в какой-то момент начинает действовать как самосто-
ятельный фактор общественной жизни. Это ставит под вопрос 
многие клише о массовом обществе, а также представления 
об «иррациональной толпе» как его субъекте. Речь не идет об 
известной постмодернистской переоценке массовой культуры, 
обнаруживающей в ней «освежающую» витальность и даже 
утопический потенциал, но скорее о выявлении форм жизни и 
политической субъективности, которые не могут быть высоко-
мерно отброшены как подражательные или иррациональные. 
Одним из способов понимания этого социального и политиче-
ского субъекта в последнее десятилетие стала идея множества. 
Если начать с элементарного здравого смысла, множество 
означает указание на изобилие и разнообразие чего-либо. 
Одновременно данное понятие употребляется как специаль-
ный математический термин, предназначенный для формали-
зации этого неопределенного изобилия. Интуитивно ясно, что 
может означать проекция термина «множество» в социальный 
и политический мир. Множество – и не однообразная «масса» 
или «толпа», и не «народ» как культурно и идеологически уни-
фицированная общность людей, и не социальный класс в тра-
диционном смысле слова. В чем-то оно близко понятию боль-
шинства (в смысле популярного сейчас политического тэга 
«99%») – «вот этих», данных здесь и сейчас «людей», взятых 
до всяких их определений и классификаций. В этом значе-
нии оно отсылает к нулевому уровню общества, его «прими-
тивному» или «естественному» состоянию. При этом именно 
сегодня, в состоянии, исторически крайне далеком от «при-
митивного», множественность и многоликость «людей» начи-
нают восприниматься как нечто бросающееся в глаза. С дру-