Н. Игнатьев миссия в хиву и бухару в 1858 году

нисколько не увеличивает однако же средств моих 
для 
[26]
достижении дипломатической или 
нашего отправления, а напротив 
того, скорее уменьшаете их. Убежденный в справедливости взгляда Вашего 
Превосходительства на расходы, делаемые ныне из кибиточного сбора, я 
надеюсь, что Вы согласитесь со мною в том, что ежели бы вместо 
бесполезного расточения на обзаведение различных предметов и на громадное 
снаряжение миссии и конвоя, а также вместо содержания различных 
личностей, стоящих весьма много, а способных творить весьма мало, 
приобщили бы к экстраординарной сумме моей все употребленные таким 
образом деньги, то при уменьшении кочующей со мною орды, 
дипломатические мои средства удвоились бы, по крайней мере, а затруднения 
уменьшились. Напрасный расход по отправлению многих бесполезных и 
неподготовленных к такому путешествию лиц; множество конвойных 
офицеров (из них гвардии ротмистр Дучинский получает 2.000 руб. сер. 
содержания в год), снаряжение повозок и фур и громадное обзаведение 
бочонками, фотографическими аппаратами и различными предметами, 
отправляемыми с конвоем из лишней предусмотрительности, никак не могут 
быть причислены собственно к дипломатическим расходам миссии. Все могло 
быть снаряжено проще и дешевле. Каждое распоряжение отзывается здесь 
расходом, который предугадать трудно. 
Не вижу конца моим похождениям в г. Оренбурге. Беспрестанно 
возникают новые затруднения, препятствующие моему выступлению. 
Кажется главнейшее состоит в том, что в случае нашего раннего выхода, 
церемония прощального молебствия и выступления Генерал-губернатора 
была бы менее величественна, нежели при одновременном отправлении двух 
отрядов». 
И второе от того же числа: 
«Из письма моего от 7 Мая за № 4, Вашему Превосходительству 
известно, что я счел долгом обратить внимание Оренбургского и Самарского 
Генерал-губернатора на то, что в настоящее время нельзя предугадать, какой 
путь окажется по обстоятельствам наилучшим для обратного моего 
следования из Бухары, и просил Его Превосходительство иметь в виду 
возможность выхода миссии
[27]
из Бухары на Сыр-Дарью. Г. А. Катенин 
письмом от 7 Мая за № 977 уведомил меня, что вследствие сего он признал 
необходимым сделать ныне же надлежащее распоряжение о благовременном 
заготовлении и высылке в форт № 1-й 620 бочонков на четырехдневный запас 
воды, для облегчения перехода через пески Кизыл-Кум как миссии, так и 
конвойного отряда, который он намерен выслать с р. Сыр. 

---

При этом Генерал-адъютант Катенин полагает, что расходы, 
предстоящие на заготовление здесь бочонков и доставку их в форт № 1, будут 
простираться до четырех тысяч рублей. 
Другим письмом от 7 Мая за № 668, Г. А. Катенин, сообщая мне две 
просьбы, поданные на его имя купцами Деевым и Путуловым, приносящими 
жалобы на разграбление хивинцами карабинов в 1847 г. и пленение их 
приказчиков, просит меня, по прибытии моем в Хиву, о претензиях 
упомянутых купцов предъявить тамошнему правительству и склонить оное на 
сколь возможно справедливое вознаграждение за понесенные ими убытки. 
Постараюсь, при благоприятных обстоятельствах, что либо по сему делу 
сделать, если увижу, что ходатайство это не повредит общему ходу 
переговоров или, по крайней мере, поставлю на вид хивинскому хану сии 
грабежи, в доказательство основательности нашего требования об 
обеспечении личности и имущества торгующих в хивинских владениях 
русских подданных и необходимости оградить нашу торговлю на будущее 
время. 
При отправлении моем из С.-Петербурга мне приказано было сверить, 
для дополнения, данную мне из Азиатского Департамента записку о русских 
пленных, находящихся в Хиве и Бухаре, с делами канцелярии Генерал-
губернатора. Оказалось, при сличении с делами канцелярии, что других, кроме 
упомянутых сведений, собственно о русских пленных, в Хиве и Бухаре 
находящихся, в г. Оренбурге нет, но есть только переписка об истребовании 
из Хивы семейства персидского подданного Хассанова, возникшая вследствие 
ходатайства персидского консула в г. Астрахани. Сие ходатайство было 
предъявлено находившемуся в г. Оренбурге 
[28]
хивинскому посланцу 
Фазиль-Ходже, 
обещавшему 
председателю 
пограничной 
комиссии 
употребить старание о возвращении детей Хассанова. 
Назначенный Оренбургским и Самарским Генерал-губернатором 
старшим драгоманом миссии, коллежский асессор Батаршин, вполне владеет 
татарским языком, но не в состоянии свободно передавать на персидском 
языке разговор, выходящий из ряда обыкновенных. Словесный толмач 
коллежский секретарь Чанышев может быть предназначаем единственно для 
самых обыкновенных не дипломатических сношений и то только на татарском 
языке. Имея в виду, что персидский язык в Бухаре — язык дипломатический и 
придворный и что во всяком случае иметь в миссии человека свободно 
объясняющегося на этом языке — существенно необходимо, я решился 
обратиться к Г. А. Катенину с покорнейшею просьбою сделать изменение в 
назначения переводчиков. Мне объявлено было, что в г. Оренбурге нет никого, 
удовлетворяющего этому условию. Осведомившись после сего о прибытии 
сюда Банщикова, назначенного в Оренбургскую пограничную комиссию и 
вполне владеющего персидским языком, я просил — основываясь на 
предложении самого Г. А. Катенина, — о заменении коллежского секретаря 

---

Чанышева титулярным советником Баньщиковым. Г. А. Катенин, письмом от 
10 Мая за № 1005, уведомил меня, что назначил этого чиновника в состав 
вверенной мне мессии». 
Ходатайство о назначении Баньщикова словесным толмачом миссии, — 
несмотря на то, что он по образованию и прежней своей службе мог занять 
высшее место, хотя по склонности к крепким напиткам был выслан из Персии, 
где он служил и назначен в г. Оренбург так сказать для наказания, — было 
вынуждено совершенною необходимостью. Драгоман Батаршин, в 
совершенстве знакомый с татарским языком, сознался, при первом испытании, 
что, изучив письменный язык персидский, он положительно не в состоянии 
переболеть словесно на этом языке разговор, состоящий не из 
общеупотребительных выражений. Словесным же толмачом назначали 
совершенно бесполезного 
[29]
миссии чиновника, который мог быть, в 
большей части случаев, заменен одним из нескольких казаков конвоя миссии, 
говоривших бойко на татарском. Миссия могла быть поставлена в самое 
неприятное положение в Бухаре, где встречается беспрестанно необходимость 
говорить по-персидски, а также в случае сношений с персиянами. 
Перед прибытием моим в г. Оренбург все расчеты и распоряжения 
Генерал-губернатора были основаны на отрезном предположении, что миссия 
не иначе вернется из Бухары, как снова через Хиву. Мне стоило большого 
труда объяснить Г. А. Катенину, что неблагоразумно связывать 
заблаговременно движения посольства и ставить его так сказать в зависимость 
от доброго расположения своевольного хивинского хана, что обстоятельство 
это вовсе не имелось в виду и что по всей вероятности посольству придется 
возвратиться из Бухары иным путем, на р. Сыр. Тогда Генерал-губернатор 
известил меня о неожиданном решении, сделанном им вследствие моего 
сообщения, о заготовке и высылке на р. Сыр 620 бочонков для воды, на случай 
возвращения посольства из Бухары не чрез Хиву, предупредив меня, что это 
вызвало сверхсметный расход в 4.000 р. Такого исхода я не мог предвидеть и 
находил этот расход излишним. 
Когда я в Петербурге первоначально составлял (осенью 1857 года) 
проект посольства в Хиву, с движением наших судов, по р. Аму, 
предполагалось, что из устья р. Сыр пойдут в Аральское море канонерская 
лодка, два речных парохода и две или три баржи с достаточным числом 
гребных судов и десантом и даже приготовлен будет легкий, подвижной отряд 
в форте № 1 для того, чтобы посольство могло тот час же подкрепить свои 
требования энергическими мерами. Но в г. Оренбурге я убедился, что средства 
недостаточны, что от флотилии ожидать мне помощи большой нельзя и что 
пересесть на пароход посольству будет трудно, если не невозможно. Бросить 
караван и лично находиться на пароходе я считал неприличным, потому тогда 
же решился остаться, преимущественно, при караване, 
[30]
ограничиваясь — 
для доставления благовидного предлога пароходу вступить в реку и пройти по 

---

ней, — передачею на судно лишь некоторых лиц и части конвоя и подарочных 
вещей, получение которых ханом и его сановниками, в глазах азиатцев, 
считается необходимейшею принадлежностью посольства. Я просил Катенина 
сообщить в Хиву о моем скором прибытии, назначив несколько более близкий 
срок, чтобы хивинцы поверили сказанию нашему о затруднительности и 
медленности доставки громоздких подарочных вещей и необходимости 
перевозки их водою. 
Перед отбытием из Петербурга и видя неудовлетворительность и 
неполноту данных мне официальных инструкций, я представил Ковалевскому 
несколько вопросных пунктов, на которые и получил словесные ответы, мною 
тогда же записанные и долженствовавшие служить мне руководством в 
будущем. Мне поставлено было Ковалевским главною целью: «исследовать, 
по возможности, р. Аму, стараться составить карту этой реки, убедиться в 
какой степени долина Аму представляет будущность для заселения, развития 
торговли, пароходства и пр. Иметь в виду, что конечною целью наших 
действий: искать удобнейший путь в Индию, по рр. Сыру и Аму или через 
Кашгар: так как на Персию надеяться нам нельзя, то желательно достигнуть 
самостоятельного нуги для будущих действий». Не смотря на то, что 
экспедиция снаряжаема была на полтора года, мне предлагалось сократить 
пребывание в крае, по возможности, постараться вернуться из Бухары в 
Ноябре. Если ханы согласятся на пребывание наших коммерческих агентов в 
их столицах, то дозволяется оставить какого-нибудь караван-башу (в роде 
старосты киргизского, заведывающего верблюдами каравана) без всякого 
иного официального вида. Ковалевский просил меня избегать. выходить часто 
из дома, который будет занимать посольство, и «отнюдь не попадаться эмиру 
Бухарскому верхом на улицах»