Н. Игнатьев миссия в хиву и бухару в 1858 году

13
» 
[31]
и разрешил в случае недостатка денег 
занять в Хиве и Бухаре именем Министерства Иностранных Дел 
14
. На вопрос 
мой, что мне предпринять, если хан — вследствие возбужденных опасений — 
дурно или дерзко примет посольство или же при приближении наших судов к 
берегу их встретят выстрелами, Ковалевский отвечал, что «на частные 
неприязненные действия не следует обращать внимания, ни придавать им 
значения политического, а если я попаду в Хиву во время расстройства 
общественного или резни, то, узнав от лазутчиков о положении дела, следует 
заблаговременно уйти из хивинских пределов». Касательно ввода судов в р. 
Аму, вопреки хивинскому хану, было разрешено, но «с крайнею 
осторожностью, с тем, чтобы хивинцы не задержали миссии в виде залога. 
Отнюдь не рисковать зимовать в реке судам, разве что в хивинских владениях 
близ устья реки». Меня уполномочивали, для достижения открытия 
судоходства по р. Аму, обещать уменьшение таможенного тарифа на 
хивинские и бухарские произведения. На вопросы имеются ли у нас виды на 
Хиву и предполагается ли распространить Сыр-Дарьинскую линию в сторону 
хивинских владений, а также что делать миссии, если русские невольники 
прибегнуть к непосредственному ее покровительству или даже скроются в 
домах, нами занимаемых последовали ответы: что «никаких видов на 

---

расширение наших владений не имеется и что лучше не принимать русских 
невольников под свое покровительство непосредственно, чтобы не подвергать 
миссию опасности». Касательно Персии и персиян предписывалось миссии 
обходиться дружественно с персидским посланцем, — если таковые 
встретится, — содействовать Персии, а не Дост-Мухамеду и ходатайствовать 
в ханствах за персидских невольников, допуская даже денежные 
пожертвования для
 [32]
их освобождения. В отношении к уроженцам Индии, 
Ковалевский советовал стараться распространять недоверие к Англии и в 
случае заявления или желания бежать в Россию обещать убежище. Миссии 
разрешалось войти в сношение с Ханыковым, но запрещалось посылать — как 
я предполагал — от себя агента в Балк, Кундуз, Гиссар и пр., а предлагалось 
выжидать, чтобы из этих владений прислано было к миссии доверенное лицо 
или же ограничиться отправлением туда для собрания сведений киргиза. Имея 
в виду бродившие на востоке слухи, я спросил Ковалевского «следует ли нам 
содействовать составлению оборонительного союза между Афганистаном, 
Персиею, Бухарою и ближайшими к Индии независимыми владетелями с 
целью неприязненною Англии и клонить ли к тому, чтобы, при подобной 
группировке владений в Средней Азии, Хива и Коканд были исключены из 
союза». Директор Азиатского Департамента подтвердил мое предположение, 
отозвавшись, что надо, сколько возможно, иметь это в виду. 
Приготовления и предварительные переговоры с Генерал-губернатором 
длились две недели и лишь к 15 Мая миссия была снаряжена и готова к 
выступлению, в составе, с конвоем, 117 человек с 178 лошадьми, 352 
верблюдами и 22 повозками, из коих лазаретная фура и полевая кузница 
форменного образца отличались в особенности своею непомерною 
громоздкостью и непрактичностью для степного похода. 
Убежденный, что для сохранения порядка и безопасности, для 
сбережения сил людей, лошадей и верблюдов, для успешного достижения 
цели, необходимо установить систематическое исполнение известных правил, 
как при движении, так, в особенности, при бивачном расположении отряда, а 
также что многочисленность личного состава миссии поведет к постоянным 
ссорам, внутренним раздорам и может иметь, при отсутствии обязательных 
занятий, тунеядстве и скуке однообразной жизни, лишь самые дурные 
последствия, я постарался придумать перед выступлением и тщательно 
распределил занятия между моими спутниками и дал инструкции начальнику 
конвоя относительно порядка следования 
[33]
экспедиции. Начальник конвоя 
обязывался заведовать, сверх своей собственной команды, всем караваном, 
верблюдовожатыми и верблюдами, прислугою и пр., смотреть за порядком 
навьючивания, кормления, движения и расположения каравана; он должен 
был принимать меры для его обеспечения от разных случайностей и отвечать 
за порядок и целость имущества. Старшие три офицера (по чину) заведовали 
командами Уральскою, Оренбургскою и стрелковою (линейного батальона), а 
три младших — тремя отделениями караванного обоза, в состав которых 

---

входили верблюды с их вожаками, лошади, порционный скот, повозки и проч. 
По очереди офицеры назначались дежурными — старшие по отряду, а 
младшие по табуну. 
Один из двух офицеров Генерального Штаба, штабс-капитан Салацкий, 
назначен был мною наведывать топографскими работами, производимыми 
двумя офицерами корпуса топографов (шт.-кап. Яковлев и пор. Зеленин) и 
двумя топографами — Недорезовым и Чернышевым, — вести 
топографический и расспросный журналы, находиться при авангарде и 
выбирать бивачные шеста. Топографы производили все время маршрутную 
съемку и, при знании татарского и киргизского языков, занимались 
собиранием расспросных сведений о крае. На пути от Оренбурга до Хивы 
Яковлев был постоянно впереди, а Зеленин при мне тогда как от Хивы до 
Бухары Зеленин шел в авангарде, а Яковлев оставался при мне, заведуя в тоже 
время во весь путь хозяйством миссии. Другому офицеру Генерального 
Штаба, капитану Залесову, было поручено вести дневник миссии, 
политический, статистический и пр., составлять военно-статистическое 
описание края и находиться на походе при мне для исполнения поручений и 
переписки по отряду (приказы и пр.) и с Оренбургским ведомством. Чиновник 
Министерства Иностранных Дел Кюлевейн, назначенный в должность 
секретаря, но не привычный к переписке на русском языке, держал в порядке 
журнал дипломатической переписки и всю казначейскую часть, счетную 
книгу и пр. Галкину были поручены сношения с пограничною 
комиссиею, 
[34]
заведовавшею киргизами, и собиранием сведений торговых; 
сверх того он вел дневник для Оренбургского Генерал-губернатора. Лерхе 
собирал сведения этнографические, лингвистические, археологические, 
исторические, расспрашивая встречных киргизов и впоследствии, в ханствах, 
туземцев. 
Доктору Пекарскому — ведение медицинского журнала, наблюдения по 
части естествознания и лечение чинов миссии. 
Доктору Батаршину — лечение конвоя и, по знанию татарского языка 
(он был магометанин), сношения с туземцами, их лечение и расспросы. 
Струве производил астрономические наблюдения и вместе с 
лейтенантом 
Можайским 
— 
барометрическую 
нивелировку 
и 
метеорологические наблюдения. 
В отношении к караванному следованию, я поставил начальнику конвоя 
в обязанность иметь ближайшее наблюдение: 
1) за исправностью вьючной сбруи и, в случае надобности, за 
своевременным ее исправлением; 

---

2). чтобы каждый верблюд навьючивался лишь соответственно его 
силам, и измученные или слабые получали облегчение в клади; 
3) чтобы заведены были точные списки людям, лошадям, верблюдам и 
общая ведомость прихода и расхода всех транспортируемых нашим караваном 
предметов; 
4) все офицеры, состоящие при караване, заведуют, по назначению 
начальника конвоя, каждый своею обозною частью, которую должен принять 
в полное свое ведение и содержать в исправности; 
5) ежедневная перекличка киргизов и поверка верблюдов должна 
производиться по пробитии вечерней зори; 
6) дежурный офицер должен идти безотлучно с арьергардом и по 
прибытии последнего верблюда донести начальнику; 
7) для облегчения управления киргизами и наблюдения за ними 
назначить ответственного старшину (караван-баша); 
8) 
за 
два 
часа 
до 
восхождения 
солнца 
или 
перед 
временем, 
[35]
назначенным для выступления каравана, бьют генерал-марш. 
Сигнал «сбор» должен обозначать приступ к навьючиванию; 
9) тотчас по приходе на место ночлега отряда, верблюды должны быть 
развьючены в порядке, указанном раз навсегда (каре), 
1/4
часть казаков 
назначается для содержания пикетов вокруг табуна и лагеря и отводит 
лошадей и верблюдов на пастбище. Другая 
1/4
наличных людей конвоя 
расставляет вьюки по заведенному порядку. Третья 
1/4
людей разбивает 
кибитки, а последняя 
1/4
приносит дрова, кизяк, воду, устраивает кухню и пр. 
Я строго наблюдал за систематическою исполнительностью этой 
программы и за точным принятием всех предосторожностей для 
предупреждения хищнического нападения Кочевников на стан миссии, угона 
табуна и пр. В день выступления, 15 Мая, в состав моего каравана входили 27 
чинов военных и гражданских, один иеромонах, 125 казаков и стрелков, 14 
чинов нестроевых (прислуга), 202 лошади и 559 верблюдов. Но так как часть 
дополнительного конвоя должна была отделиться от посольства при 
вступлении его в хивинские пределы, то собственно для охранения посольства 
и громадного каравана оставалось 50 человек казаков и стрелков, 
Перед самым выступлением нашим, прибыл в Оренбург, чтобы 
присоединиться к посольству, идущему в Хиву и Бухару, студент С.-
Петербургского университета, по естественным наукам, Зоммер, которому 
Министерство Иностранных Дел разрешило пристроиться к экспедиции для 

---

собирания зоологических и ботанических коллекций и сведений, если я не 
встречу к тому препятствий. Ходатайство Зоммера было поддержано предо 
мною многими личностями из Петербурга, между прочими письмами от 
барона Ливена (генерал-квартирмейстера) и ректора университета Плетнева, 
который писал мне «все, что Вы соблаговолите сделать в его пользу и в 
облегчение занятий его, останется неизгладимым не только в его сердце, но и 
в благодарном воспоминании нашего университета, который привык 
студентов, своих считать чем-то нераздельным с собою. Что касается 
до 
[36]
меня лично, то я заранее радуюсь, что молодому человеку, 
посвящающему ранние свои годы ученым изысканиям, судьба посылает в 
руководители именно Вас: он целый год будет видеть перед собою прекрасный 
пример во всем. Это так возвышает душу, ум и сердце. Я остаюсь в полной 
уверенности, что спутник Ваш возвратится к нам не только обновленный в 
лучших своих качествах, но и укрепившимся и созревшим». 
Ожиданиям почтенного ректора не суждено было сбыться. В виду 
полученных рекомендаций, я преодолел принципиальное предубеждение 
против увеличения уже без того слишком многочисленною состава миссии и, 
приняв Зоммера благосклонно, помог ему снарядиться в поход, снабдив — 
джуламейкою 
15
и пр. Но оказалось, что Зоммер, при несомненной 
любознательности, был крайне самонадеян, совсем не подготовлен к 
перенесению трудностей и лишений, сопряженных с степным походом, не 
понимал необходимости соблюдения дисциплины и порядка в караване и 
проявлял несообразные притязания, возбуждавшие неудовольствие не только 
начальника и офицеров конвоя, но даже простых казаков, просивших 
неоднократно «уволить их от сопровождения букашника» в его поисках по 
степи во время наших остановок, Зоммер воспроизводил тип немецкого бурша 
всеми привычками, своим поведением, вкусами и обращением с другими; 
любил поспать и вечно опаздывал к выступлению отряда, затрудняя прислугу, 
и, несмотря на внушения и напоминания старших, постоянно продолжал 
подавать дурной пример безнаказанного нарушения общих распоряжений. 
Отряд уходил, когда Зоммер еще не вставал с постели и потому мы должны 
были оставлять людей для уборки его кибитки и верблюда для перевозки его 
вещей. Дело дошло до того, что после неоднократных ослушаний и 
предупреждений, я вынужден был оставить Зоммера на одном из биваков на 
Усть-Урте, предоставив съемочному отряду, пересекавшему путь миссии, 
по 
[37]
направлению от запада на северо-восток, взять его с собою до форта № 
1, откуда он вернулся в Россию, не побывав ни в Хиве, ни в Бухаре., 
Аральское море и устья реки Аму были исследованы нашими моряками 
под начальством Бутакова (пароходы «Перовский» и «Обручев») в 1848 и 1849 
годах. В результате нам было известно, что Аму (Окс) впадает в Аральское 
море нитью рукавами, из которых некоторые отделяются от главного русла 
выше г. Кунграда, а рукав Лаудан впадает в Айбугирский залив. А. А. Бутаков 
считал рукава Талдык и Лаудан доступными для судов нашей Аральской 

---

флотилии и все затруднение для плавания предвиделось в необходимости 
облегчить груз «Перовского» при прохождении бара — пред устьями. Для 
этого и для перевоза топлива при дальнейшем плавании вверх по реке 
предполагалось взять еще две баржи. Для парохода «Обручева» не 
предвиделось никаких задержек. На этих данных был основан весь план 
экспедиции. Еще в Петербурге, тотчас по возвращении моем из-за границы я 
подавал записку Ковалевскому, в которой настаивал на том, что, не 
довольствуясь донесениями и смелыми бумажными предположениями 
Бутакова, следует истребовать от него положительного указания: 
1) Какие имеет он точные сведения о различных устьях реки Аму, о 
глубине бара и фарватера, быстроте течения, о свойстве берегов и т. и. 
2) Действительно ли может он войти безостановочно с двумя из судов 
флотилии в реку. 
3) Сколько примерно нужно ему времени, чтобы дойти с моря до г. 
Кунграда. 
4) Может ли флотилия идти вдоль Усть-Урта, держась на высоте с 
караваном и быть с ним в постоянном сообщении; могут ли суда 
останавливаться на ночь близ берега и насколько приблизиться в течение дня. 
5) Где лучше всего производить нагрузку и выгрузку, ибо 
предполагалось, что не только посольство сядет на пароход, но 
что 
[38]
продовольствие для конвоя и лошадей экспедиции будет доставлено 
на судах из форта № 1, по распоряжению Генерал-губернатора. 
6) Где лучше, по его мнению, устроить пристань на Аральском море для 
нашей флотилии и где выгоднее устроить укрепление в устье Аму, для 
обладания оным и для обеспечения беспрепятственного прохождения наших 
судов с моря. 
7) Как полагает он распорядиться плаванием судов, е тем, чтобы ни одна 
из барж не подошла ранее парохода "Перовский" к устью, а сей последний — 
не ранее прибытия миссии на границу хивинских владений. Так как весь успех 
предприятия зависел от гармонического соглашения движений каравана и 
флотилии, то желательно было знать: какие сигналы полагаете употребить 
Бутаков для сообщения флотилии с посольством во время следования по Усть-
Урту. 
8) Какие средства полагает он употребить для поддержания постоянных 
сношений с миссиею и с караваном во время следования последнего по 
хивинским пределам и движения судов наших по реке Аму. 

---

Никакого ответа, ни разъяснения я на эти вопросы не получил ни от 
Министерства, ни от А. А. Бутакова, ни от Генерал-губернатора. Сей 
последний на мои настояния о необходимости выяснить все вышеозначенные 
обстоятельства прежде выступления в поход, чтобы возможно было правильно 
рассчитать, в какой мере миссия имеет основание положиться на содействие 
флотилии и сообразовать свои предположения с действительностью, — 
ограничился заверением, что все меры для успешного плавания «Перовского» 
и «Обручева» приняты, что первый пароход с Бутаковым будет нас ожидать в 
Чернышевском заливе и сообщит мне все нужные сведения, на основании 
которых я и могу действовать. Таким образом посольство выступило из 
Оренбурга в полном неведении, что его ожидало на Аральском море и в 
неизвестности, может ли быть выполнена программа, послужившая 
основанием экспедиции. 
[39]
2 Мая писал я отцу: 
«Вчера, в 9 ч. утра, дотащился я наконец до Оренбурга. Переправы и 
ужасное состояние дороги на г.г. Бугульму, Бугуруслан и Бузулук задержали 
меня в пути из Казани четверо суток. Два раза ночью сидел я, по несколько 
часов, в зажорах и однажды только остановился на отдых, с 10 часов вечера до 
1 
1/2
ночи, и то вследствие опасной переправы, возможной только засветло. 
Остановился я здесь в доме благородного собрания, в отведенной мне 
квартире. Через час после приезда отправился являться к Г. А. Катенину, 
который принял меня со свойственною ему приветливостью и 
предупредительностью... 
К сожалению, кажется, нельзя рассчитывать на раннее выступление 
16
. 
Верблюды, назначенные для миссии, начнут прибывать г. Оренбург только в 
половине Мая. Таким образом ранее 15-го вряд ли возможно будет нам 
выступить. Г. А. Катенину непременно угодно, чтобы миссия следовала с ним 
вместе р. Эмбы. Идти одному моему отряду в степи было бы несравненно 
легче и привольнее». 
В приписке к тому же письму, — наполненному, как и вся последующая 
переписка, условленными цифрами, ключ к разумению которых, к сожалению, 
потерян 
17
, — было сказано: 
«Не смотря на все мое старание и все усилия, мне кажется не удастся 
выйти из Оренбурга ранее 15-го Мая, как было предположено в Петербурге. Г. 
А. Катенин настаивает, чтобы я шел
 [40]
с ним вместе, в одном отряде, до р. 
Эмбы. Это будет утомительно для людей, для лошадей и для верблюдов». 
11-го Мая писал я отцу: «в течение целой недели я так был занят, что не 
успел взяться за перо, чтобы, по обыкновению, написать Вам 
18
. 

---

Кажется в степи только буду иметь я возможность отдохнуть умственно 
и душевно и с Вами заочно вдоволь побеседовать, но за то отправление моих 
весточек будет редкое... 
Сборам нашим нет конца. Надо бороться с бесчисленными 
затруднениями, чтобы привести, неуклонным образом, в испод-пение 
определенное в Петербурге; Вы себе представить не можете, как я буду рад, 
когда выступлю из Оренбурга. Всю неделю шли дожди. Трава в степи 
великолепная и погода снова потеплела. У нас здесь было два бала; сегодня 
вместе с иллюминациею сада и здания караван-сарая. Третьего дня был здесь 
парад войскам и нас вымочило до костей. Жаль мне было и собственной 
полной формы, но в особенности тех щегольских казачьих мундиров, в 
которых должен будет вступить в Хиву и Бухару конвой мой, бывший в строю 
на параде. Выступаю решительно 14-го или 15-го отдельно от Александра 
Андреевича (Катенина) с добавочным конвоем