Когда Джил пришла из школы, я снова стала спрашивать ее о здоровье,
но она бросила рюкзак на пол и закричала:
– Да я совершенно здорова!
И все же я позвонила ее терапевту. Он заподозрил мононуклеоз и
отправил Джил на анализ крови. Результаты показали пониженное
количество тромбоцитов, и терапевт направил нас к гематологу. У
меня
появилось плохое предчувствие, но я ничего ей не сказала.
Джил узнала в Интернете, что причиной низкого числа тромбоцитов в
крови может быть онкология. Она пришла ко мне в слезах:
– Мама, у меня лейкемия!
Я крепко обняла ее и успокоила, что все не обязательно так плохо, –
причиной ее проблем могут быть и другие заболевания. Глядя ей в глаза, я
сказала:
– Дорогая, если бы я могла, я бы с удовольствием поменялась с тобой
местами. Давай подождем и узнаем мнение специалистов.
Гематолог направил дочь на биопсию костномозговой ткани и рентген
позвоночника. Джил демонстративно выбежала из больницы и бросилась к
машине, словно я была виновата в ее проблемах.
Когда мы приехали за результатами анализа,
оказалось, что у дочери
нет лейкемии и с позвоночником все в порядке. Я почувствовала. что у
меня камень с души упал. Но врач тут же сообщил, что у Джил нашли
заболевание крови под названием идиопатическая тромбоцитопеническая
пурпура. Он прописал стероиды и велел регулярно сдавать анализ крови,
чтобы следить за количеством тромбоцитов. «Что ж, – подумала я, –
может, не все так плохо. С этим мы справимся». Но еще доктор рассказал
дочери, что преднизон вызывает бессонницу и увеличивает вес.
По пути домой Джил заявила, что не собирается принимать таблетки и
толстеть.
Каждый день я заставляла дочь пить лекарство. Еще сложнее было
заставить ее ездить в поликлинику для сдачи крови.
Через шесть недель после этих событий мне сделали маммографию, а
потом и биопсию. Обнаружилось, что у меня рак груди III степени. Все
члены
нашей семьи были в шоке, особенно Джил.
Однажды вечером я услышала, как дочь плачет в своей комнате. Я
зашла и спросила, что случилось.
– Мам, – сказала она, – помнишь, как ты говорила, что готова
поменяться со мной местами?
Я отшутилась:
– Дорогая, я ведь также обещала побрить голову, если у тебя от
химиотерапии выпадут волосы.
Дочь представила себе, как будет выглядеть без своих чудесных
светлых локонов, и нахмурилась. Лысая сорокалетняя дама – это одно, а
вот лысая девушка-подросток – совершенно другая история.
Я думала, сколько мне осталось жить и как будут жить мои дети, если
меня не станет. Конечно,
они уже выросли, но им все равно нужна была
мать. И они были нужны мне.
Я полностью доверяла своему онкологу и решила записать к нему на
прием свою дочь. Но мне сообщили, что доктор не принимает пациентов
моложе шестнадцати лет.
Во время следующего посещения врача я спросила, возьмется ли он
лечить мою дочь от идиопатической тромбоцитопенической пурпуры.
– А она достаточно сознательный человек? – спросил меня доктор.
– Ну, в общем, да, – ответила я. – Если не считать того, что она
спускала таблетки преднизона в туалет, чтобы не толстеть.
Доктор усмехнулся и согласился обследовать Джил.
Джил была не в восторге от того, что надо сдавать кровь раз в неделю, а
тут
еще онколог заявил, что ей необходимо принимать стероиды до тех
пор, пока количество тромбоцитов в крови не достигнет нормы. Услышав
это, Джил воскликнула:
– Нет, это не честно!
Но к тому времени мы с дочерью понимали, что в жизни мало чего
честного.
По пути домой Джил потрогала свои пухлые щеки и сказала:
– Мам, я ужасно выгляжу.
Я посмотрела на нее и фыркнула:
– Ах, ты хомяк!
– Лысая! – отшутилась Джил.
– Не забывай, что завтра у тебя интервью в ресторане JJ’s, – сказала я. –
Если тебя примут на работу, то ты будешь есть так много, что разоришь
ресторан.
– Ты права, мама, – ответила дочь, – им лучше нанять тебя,
потому что
ты точно не будешь ронять свои волосы в тарелки посетителей.
Близкие и друзья поддерживали меня, как могли, и часто хвалили. Они
не понимали, как я рада, что химиотерапию и облучение радиацией делают
мне, а не моей дочери.
Наверное, в наши дни близкие отношения подростков и родителей
часто складываются во время посещения торговых центров. Мы с Джил по-
настоящему сдружились в онкологическом центре, где нам в течение года
каждую неделю брали кровь на анализ. К тому времени, как я закончила
химиотерапию и облучение, количество
тромбоцитов в крови Джил
пришло в норму. Нам с ней надо было периодически появляться у врача, но
в общем и целом наша жизнь вернулась в нормальное русло.
С тех пор прошло почти двадцать лет. Я, слава богу, живу без рака, и
Джил находится в состоянии ремиссии. Я присутствовала на церемониях
окончания школы своих детей, их свадьбах и крестинах внуков и внучек,
двоих из которых родила Джил. Я рассказываю свою историю друзьям,
родственникам и знакомым, которым поставили онкологический диагноз.
Я говорю им, что стоит концентрироваться не на том, что судьба сдала нам
плохие карты, а
на тех, кого мы любим. Именно любовь помогла мне
пережить рак, обнаруженный на поздней стадии, и эта любовь поможет и
им.
Алис Мусчани
