за мной». У меня было всего две скорости: полный вперед и сон. Здоровье
никогда меня не подводило. Никакого лишнего веса, все зубы и волосы на
месте, и я всегда выглядел моложе своих лет. В моем лексиконе не
существовало слов «Я не могу», и я всегда сохранял оптимизм. У меня
были красавица жена, чудесные дети, богатый дом и хороший доход.
Однажды я обнаружил небольшую опухоль на правой стороне шеи. Я
думал, что это просто какое-то воспаление. Мой врач был другого мнения.
Он посмотрел мне в рот и побледнел. Я не
желаю никому увидеть такую
реакцию врача во время осмотра.
– Что это? – спросил я.
– Вы действительно хотите знать? – ответил он. Черт возьми, конечно, я
хотел знать!
– Похоже на рак правой миндалины, – сказал врач. – Сейчас отрежу
кусочек на биопсию, – продолжил он и что-то оторвал мне внутри горла, от
чего обильно потекла кровь. В тот момент я думал не о раке, а о том, как
бы не захлебнуться собственной кровью.
У меня ничего не болело, и выглядел я совершенно здоровым. Я играл в
гольф и каждую неделю стриг траву на газоне перед домом. Я работал и не
уставал. Я не курил, занимался спортом и хорошо питался. Может быть,
доктор ошибся?
Через несколько дней он перезвонил мне. Увы, это был рак.
– Что мне теперь делать? – спросил я.
Врач ответил, что я должен пойти на прием к онкологу.
Среди
прихожан церкви, в которую я ходил, был один онколог. Я
позвонил ему, и он назначил время посещения. Я сидел у него в приемной
с моей женой Дебби и сыном Грантом и рассматривал картины и
скульптуры, украшавшие комнату. Помню, тогда я подумал, что лечение
рака – занятие прибыльное.
Потом нас провели в кабинет доктора Кирби Смита, который пожал
нам руки и предложил сесть. Он заложил ногу на ногу, достал лист бумаги
и начал разговаривать с нами так, будто у него в тот день больше не было
ни одного пациента.
Потом он
в подробностях рассказал, что меня ждет, и добавил: «Ник, не
теряй чувства юмора и позитивного отношения к жизни. Это тебе поможет
все пережить». Потом, когда мне действительно было несладко, я
вспоминал молитвы и совет доктора Смита.
Я был уверен, что Господь мне поможет. Каждое утро пять дней в
неделю на протяжении семи недель меня лечили радиацией. Во время
процедуры, которая занимала тридцать минут, моя голова была
пристегнута к столу так, что я не мог ею пошевелить. На голову надевали
устройство, которое я называл «обтекателем Бэтмена». Это была белая
нейлоновая сетка, сотканная по
размеру моей головы, лица и плеч. Вшитые
в ткань болты привинчивали к столу. Вокруг двигалось устройство, из
которого шел направленный поток радиации. Все полчаса процедуры я
молился.
Иногда меня спрашивают, остались ли побочные эффекты. Я отвечаю,
что остались: когда я ночью встаю в туалет, мне не надо включать свет,
потому что я сам свечусь.
На протяжении семи недель каждую среду мне делали химиотерапию.
Процедура занимала добрую половину дня, и в это время я сидел,
накрытый мягким одеялом, в удобном кожаном кресле. Раствор, который
вводят в вену, действует на человека так:
хочется спать, становится
холодно и часто хочется в туалет. На большой зал, в котором было много
пациентов, был всего один туалет, и перед дверью часто выстраивалась
очередь людей с переносными капельницами. Каждый из нас был на
долгое время связан с капельницей, которую приходилось таскать за собой.
Меня предупредили, что рано или поздно мне придется вставить зонд
для искусственного кормления. «Бог ты мой! – подумал я. – Только этого
мне не хватало! У меня с аппетитом всегда было все нормально». Но если
шея и голова
получают сильную дозу радиации, глотать становится
невозможно.
Мне сказали, что доктор Каттау, который должен был вставить мне
зонд, был личным гастроэнтерологом Рональда Рейгана. Наверное, мне об
этом сообщили, чтобы я не волновался. Перед тем как мне дали наркоз, я
сказал доктору Каттау, что недавно разговаривал о нем с Нэнси Рейган.
Доктор с удивлением спросил, что же она мне ответила. Я обещал все ему
рассказать, когда проснусь от наркоза.
На самом деле зонд для искусственного кормления был не такой уж
неудобной штукой. Он выходил у
меня из середины живота, а шланг
оборачивали вокруг талии, как ковбойское лассо, и прикрепляли к коже
«липучками». Я стал так похож на ковбоя, что подумывал попросить у
медперсонала огромную ковбойскую шляпу. Но вместо шляпы мне дали
огромный шприц без иголки и стопора. Шесть раз в день я раскручивал
лассо, присоединял к его концу шприц, в который была залита банка
бодяги под названием Boost Plus. Я однажды попробовал ее на вкус и
порадовался, что мне не надо ее пить. Любопытно, что,
когда я после этой
процедуры промывал шланг стаканом воды, у меня во рту и в горле
становилось мокро.
Наконец забрезжил свет в конце туннеля. Диагноз мне поставили в
июне 2007 года, а в октябре того же года объявили, что рака у меня больше
нет. За это время мои отношения с Богом и членами моей семьи стали еще
ближе, и я стал лучше понимать, что в жизни важно, а что – нет. Я до сих
пор каждый день благодарю Господа за свое выздоровление и всеми
силами пытаюсь помочь больным раком. Кстати, доктор Каттау отомстил
мне за шутку о Нэнси Рейган. Он с силой
выдернул из меня зонд для
искусственного кормления, хотя говорил, что будет совсем не больно.
Ник Никсон
Do'stlaringiz bilan baham: 
