Учреждение высшего образования

3. История завоеваний Александра Македонского

Остановимся более подробно на интерпретации в современной зарубежной историографии роли выдающейся личности в истории. В качестве примера обратимся к оценке в литературе македонского царя Александра, который уже более двадцати трех веков привлекает внимание и философов, и историков, и социологов. Как хорошо известно, в античное время существовали две традиции в изображении Александра: апологетическая — официальная, и критическая. Первая версия была представлена сочинениями Плутарха и Арриана, вторая — Диодора Сицилийского, Помпея Трога, Квинта Курция Руфа. Ставшее уже каноническим это деление античной историографии прослеживается и в сочинениях современных буржуазных авторов, восхваляющих гениальность и воинскую доблесть македонского полководца, или, напротив, умаляющих его достоинства и особо подчеркивающих отрицательные черты. Но господствующим направлением в буржуазной историографии и сейчас продолжает оставаться чрезмерная идеализация Александра. Огромная литература об Александре Македонском, созданная в разные эпохи разными авторами характеризуется, как правило, субъективистским подходом к рассмотрению деятельности Александра, отрывом личных качеств македонского завоевателя от социально-экономических условий его времени. Ход и направленность исторического процесса буржуазная наука ставит в зависимость от воли «сильных личностей». Поэтому ученые-немарксисты ищут таких «творцов» истории, иначе они не могут объяснить общественные явления.
Как указывалось выше, большой заслугой марксистской исторической науки явился анализ действительных социально-экономических предпосылок экспансионистской политики македонских царей. Буржуазная историография, не утруждая себя поисками исторических закономерностей, апеллирует к психологическим индивидуальностям. Большое значение она придает симпатиям и антипатиям, традициям, темпераменту, характеру, страстям и т. д. Исторические судьбы народов служат лишь фоном, на котором действуют «творцы» истории.
Крайняя степень идеализации Александра, как уже неоднократно отмечалось в советской исторической науке, присутствует в немецкой историографии нового и новейшего времени. У У. Вилькена Александр — гений, чудесное смешение демонических страстей, трезвой ясности и рассудительности. Вилькен подчеркивал, что Александр триумфальным шествием покорил весь Восток, без Александра естественное развитие Македонии не пошло бы тем же путем, фашистские историки «при помощи» Александра обосновывали претензии германского фашизма на мировое господство. Вслед за Дройзеном немецкие историки углубились в изучение психологии македонского завоевателя и выдвинули проблему «культа» Александра. Современная историография ФРГ теперь приписывает Александру осуществление идей «мирового братства» народов.¹
Особенно широко концепция «героической личности», своею деятельностью преобразующей мир, была распространена в англо-американской историографии первой половины нашего столетия. Основной тезис В. Тарна и американского ученого Ч. Робинсона — что Александр был «первым интернационалистом», «поборником братства народов», намного опередившим свое время. Другой английский ученый А. Тойнби объяснял исторические судьбы Македонии лишь личными качествами ее царей. Он писал, что Македония стала такой могущественной потому, что в критический момент истории власть там принадлежала двум гениальным личностям: Филиппу II и Александру.
Последние работы буржуазных историков, посвященные эпохе Александра, в подавляющем большинстве продолжают ту же идеализаторскую традицию в оценке личности Александра: это монография П. Клоше, М. Эви-Джонаха, М. Ренолт, Д. Энгелса и др.
Рассмотрим некоторые положения книги профессора Иерусалимского университета Мишеля Эви-Джонаха, посвященной эллинизму. Прежде всего, само определение этой эпохи, данное автором, является неправильным и традиционным для буржуазной науки. Эллинизм определяется как явление эллинской истории, как распространение греческой цивилизации далеко на Восток, от Средиземноморья до Индии. Восток впитал в себя эллинскую культуру, которую принесли греко-македоняне. А как оценивает Эви-Джонах юность Александра? Снова в панегирических тонах. Он называет Александра «Новым Дионисом», «богоподобной личностью», выдающимся администратором и стратегом, великим человеком. Характерно, что Эви-Джонах особый упор делает на приверженность Александра к демократии, которую он считает основным содержанием его политики, что не имеет, конечно, ничего общего с реальными фактами.
Ряд современных «романов» об Александре принадлежит американской исследовательнице М. Ренолт. В 1975 г. вышло в свет ее богато иллюстрированное жизнеописание Александра с момента рождения полководца до его смерти. Как и в предшествующей буржуазной историографии, Александр предстает гениальной личностью, лишенной всяких недостатков, сознательно творящей историю.
Эту традицию в оценке Александра продолжают и ряд современных историков, исследующих военное искусство македонского полководца. Для Дж. Фуллера нет сомнений в том, что Александр — гений, и как государственный деятель, и как военный, Дональд Энгелс более осторожен в своих оценках, он стремится объяснить небывалые успехи Александра не столько его личным гением, сколько хорошо организованной штабной службой и снабжением в его армии.
Несмотря на подавляющее преобладание работ, апологетически оценивающих личность Александра, за последнее время в зарубежной историографии появился ряд монографий, содержащих критическую оценку его деятельности. Это свидетельствует о проявляющейся реакции на непомерную идеализацию его личности.
Критика взглядов А. Тойнби, У. Вилькена, В. Тарна содержится в трудах Э. Бэдиана, Ч. Уэллса, Дж. Гамильтона и других авторов. Например, американский ученый Дж. Гамильтон дает не очень привлекательный портрет Александра.² Он отмечает, что Александр был и остается спорной фигурой, но приписывать ему особые заслуги в распространении эллинской культуры на завоеванные территории, как это делал Вилькен, нельзя. Гамильтон особо подчеркивает и теневые стороны характера Александра, его жестокость по отношению к завоеванным народам. Наконец, Гамильтон отрицает сколько-нибудь значительное влияние Александра на историю последующих столетий, подвергает сомнению его «культуртрегерскую» миссию, считает Александра посредственным полководцем и государственным деятелем, а скорый развал его империи — закономерным концом.
Разумеется, как чрезмерная идеализация Александра, так и умаление его заслуг являются крайностями. Усиленная идеализация не дает возможности буржуазным историкам правильно оценить политику македонского царя и последствия его завоеваний. Правильное понимание этой эпохи, как отмечал А. С. Шофман, невозможно без тщательного выяснения исторических предпосылок восточных походов, без проникновения в сущность тех социально-экономических изменений, которые произвели эти походы на огромных пространствах Запада и Востока, без рассмотрения сил, способствующих и противоборствующих этому важному историческому процессу. Объективная оценка деятельности Александра и его личности со всей полнотой была дана марксистской исторической наукой. Марксистско-ленинская теория создала научную основу для правильного решения сложнейшего вопроса о роли народных масс и личности в истории. Марксизм-ленинизм рассматривает выдающуюся личность как продукт определенного класса, а ее величие видит не в свободном «творчестве» истории, а в осуществлении требований объективных законов истории. Основоположники марксизма-ленинизма связывали историческую личность не только с теми историческими условиями, в которых она формируется, но и с исторической необходимостью. Ф. Энгельс в письме к В. Боргиусу от 25 января 1894 г. писал: «То обстоятельство, что такой и именно этот человек с. 81 появляется в определенное время в данной стране, конечно, есть чистая случайность. Но если этого человека устранить, то появляется спрос на его замену, и такая замена находится — более или менее удачная, но с течением времени находится… Если бы Македонского не было, то его роль выполнил бы другой. Это доказывается тем, что всегда, когда такой человек был нужен, он находился: Цезарь, Август, Кромвель и т. д.». Итак, не великие люди «творят» историю, а исторический процесс как бы сам в нужный момент выдвигает на первый план того или иного из деятелей, наиболее способных к решению назревших исторических задач. Разумеется, марксистско-ленинская оценка роли личности в истории отнюдь не противоречит признанию того факта, что выдающиеся личности существуют. Марксизм-ленинизм вовсе не исключает инициативы и деятельности отдельных членов общества. Ф. Энгельс отмечал: «Свобода воли означает… не что иное, как способность принимать решения со знанием дела».³
На это есть указание и у В. И. Ленина: «Идея исторической необходимости ничуть не подрывает роли личности в истории: история вся слагается именно из действий личностей, представляющих из себя, несомненно, деятелей». В великой личности решающую роль играют ее исключительные способности в той или иной области, которые позволяют данной личности стать великим художником, ученым, полководцем. Но выдающиеся способности всегда проявляются в интересах определенного общественного класса.
Итак, фактическая роль в истории выдающегося деятеля зависит не только от его личных способностей, темперамента, характера и т. д., но главным образом от тех условий, которые эту личность формируют, а воздействие великих людей на ход истории бывает тем значительнее, чем глубже они осознают объективные закономерности общественного развития.
Александр Македонский, как личность, несомненно, незаурядная, сумел реализовать задачу завоевания Востока, которая стояла тогда на повестке дня. Это была определенная объективная задача, она должна была быть кем-то выполнена, и если бы не было Александра, ее выполнил бы кто-нибудь другой, кого обстоятельства поставили бы на это место. «Александр сумел проявить свои способности только потому, что материальные условия жизни поставили перед ним грандиозную задачу».⁴
Естественным следствием идеализации Александра и преувеличения его роли в истории является господствующий в современной буржуазной историографии тезис, согласно которому эпоха эллинизма и эллинистический мир предстают как создание гения Александра. Господство этой идеалистической концепции объясняет слабость позиций буржуазной науки в решении важнейших проблем этого сложного и вместе с тем чрезвычайно интересного периода.
Мысль об эллинизме как создании гения Александра, пожалуй, наиболее полно выражена в книге французского историка П. Пти. Этот взгляд теоретически неправилен, во-первых, потому, что эллинистическая действительность была очень далека от того, что планировал Александр. Переход от империи Александра к эллинистическим монархиям был сложным процессом, в котором сочетались как преемственность, так и новые элементы.
В современной буржуазной историографии отсутствует правильное понимание эпохи эллинизма, ее сущности. Фактически, определение этого периода, даваемое буржуазными историками, не изменилось со времен Дройзена. Достаточно указать, что и сейчас эллинизм понимается не как определенное социально-экономическое явление, а только как культурное явление, и, прежде всего, как явление эллинской истории.
Эпоха эллинизма, последовавшая за завоевательными походами Александра, была сложным историческим периодом, главное содержание которого, как показали исследования советских ученых, составил синтез эллинских и местных (восточных) элементов, возникший на восточной почве.
Буржуазная историография часто отождествляет эллинизм лишь с восприятием греческой культуры восточными народами. Даже если отдельные ее представители и рассматривают взаимодействие эллинских и местных начал, то главным образом в религии, идеологии и культуре. Но характерно, что в тех формулировках, которые определяют сущность эллинизма в буржуазной науке, местная, т. е. восточная, культура как активный созидающий элемент отсутствует. Отсюда проистекает мнение об особой «культурной» миссии Александра на Востоке. В трудах буржуазных ученых Александр зачастую выступает как культуртрегер, как выразитель особого «эллинского» духа, который он нес на Восток. Концепция превосходства «эллинского духа», по существу, есть часть теории «европоцентризма», широко распространенной в современной буржуазной науке. Согласно этой концепции, греческий мир, в силу своего совершенства, оказал исключительное влияние на «варварские» народы, оставаясь при этом чистым и самобытным. Ряд современных историков пропагандируют универсальную одаренность греков, будто бы уготованную им еще с классических времен, отмечая, что эллинский мир во время походов Александра наделил благами своей культуры «варварские народы» Востока. Такое толкование сущности восточных походов является антинаучным, противоречит реальным фактам, ибо действительные цели походов македонского царя были захватническими. Однако объективные последствия завоевания привели к синтезу греческих и восточных начал, давшему жизнь новому историческому периоду.
В современных условиях буржуазные историки постоянно обращаются к теме Александра для иллюстрации «извечной отсталости» и «неполноценности» народов Востока. Абсолютно антинаучно утверждение некоторых исследователей, что Восток в лучшем случае мог воспринять эллинское культурное наследие, он был не в состоянии что-либо дать ему взамен. Последние исследования советских ученых показали, что восточная культура и до прихода греков с. 84 и македонян находилась на высоком уровне развития и сама оказала плодотворное воздействие на эллинскую культуру, в результате чего возникло качественно новое явление — культура эллинизма, обязанная своим рождением и Востоку, и Западу. Но главные итоги эллинизма нужно искать не в распространении эллинской культуры и образованности, а в синтезе эллинских и восточных начал в области экономики, социальных и политических отношений, в идеологии и культуре.

3.1. Битва при Херонеи

В середине IV века до н.э. во главе государства Македонии, небольшой горной страны на севере Балканского полуострова, встал царь Филипп II. При нем в Македонии были проведены военная и денежная реформы. Они превратили эту страну из второстепенного государства в первоклассную державу, заявившую в скором времени права на мировую гегемонию...
Опираясь на силу и мощь своей армии, Филипп развернул агрессивную военную кампанию против соседних греческих государств. В короткий срок он завоевал все македоно-фракийское побережье, на которых располагались греческие колонии.
Продолжая захватническую политику, которая набирала все большие обороты, македонский царь завоевал союзные грекам города Олинф и Фокиду. Вскоре Филипп предпринял завоевательный поход во Фракию, во время которого достиг самой Византии, что в то время было совершенно неслыханным воинским успехом. Афины, предусмотрительно разглядев опасность для своих владений в Херсонесе, они довольно быстро снарядили флот, чтобы поспешить и оказать помощь городам Перинфу и Византии, осажденным Филиппом. Персидский царь, который также считал, что его государства в опасности приказал своим сатрапам защищать Перинф всеми силами. Таким образом, планы Филиппа провалились, и он отступил от обоих городов, не причинив им существенного вреда.
В первых числах августа 338 года до н.э. произошло величайшее из сражений античности. Два войска на рассвете выстроились друг против друга в боевом порядке. Армия Филиппа состояла из 32 тысяч человек; войско греков же насчитывало 50 тысяч.⁵
В этом историческом сражении проявилось не только военное мастерство Филиппа, он также сделал это сражение первым опытом своего сына – великого полководца Александра Македонского. Эта битва была не только особенной с точки зрения присутствия в ней двух величайших полководцев, в этом сражении Александр, стремясь показать перед отцом боевые качества, умение бороться с врагом, бесстрашие и храбрость, сражался рядом с ним, плечом - к плечу, также рядом с ним сражалось множество доблестных воинов, военачальников, которые шли за юношей также как и за его отцом. Александр, как будто будучи опытнейшим воином первым прорвал сомкнутую линию неприятеля. Вскоре все греческое войско было разбито, множество воинов погибли, остальные обратились в бегство, многие из них попали в плен. Эта битва предопределила судьбу греческого государства – оно потеряло свою свободу и независимость.
Известно, что Филипп, достигнув своей цели, обращался с побежденными врагами без необдуманной ненависти и страсти, он не захотел разрушать прекрасный город Афины, которые так долго и упорно ему противодействовали, он выдал афинянам всех пленников без выкупа, и, предложил им дружбу и военный союз. Безусловно, афиняне приняли это предложение, то есть сами признали гегемонию царя Македонии.⁶
Все эти захватнические походы были объединены одной важной для Филиппа целью – он хотел завоевать Персию при помощи союзных сил, покоренных им народов. Однако планам Филиппа не суждено было осуществиться, поскольку его убили, в результате дворцового заговора.

3.2. Битва при Иссе

Приняв решение дать бой, Александр выслал разведку к Иссе и организовал охранение армии. На рассвете македонская армия выступила по направлению к Иссе. Персы занимали за рекой Пинар позицию общим протяжением до 4 км. Правый берег реки был крутой, а там, где он казался доступным, персы насыпали вал. Когда были получены сведения о приближении македонской армии, Дарий выдвинул вперед легкую пехоту и конницу и под прикрытием их начал выстраивать свой боевой порядок. Персидская армия расположилась в две линии. В первой линии в центре находились греческие наемники и отряд персидского царя, на флангах были размещены отряды лучших персидских воинов. Против левого фланга уступом вперед на высоту, занимавшую фланговое положение в отношении македонской армии, был выдвинут сильный отряд персов. Во второй линии в глубоком построении разместилась большая часть персидского войска. Закончив построение боевого порядка, Дарий дал знак передовым войскам отойти за реку Пинар. Отошедшую конницу он приказал построить на правом фланге у самого моря, часть конницы направил на левое крыло к горам. Расположение персов было скученным, вследствие чего они не имели возможности использовать свое численное превосходство. 
Александр собрал всех своих военачальников, изложил им обстановку предстоящего боя, показал, что противник не имеет возможности использовать массу своих воинов из-за условий местности, и указал на низкие моральные качества персидского войска. Для того чтобы вселить в своих командиров уверенность в успехе, он напомнил им о победе на реке Граник и успешных действиях Ксенофонта с 10 тысячами греков в Азии. 
Боевой порядок македонской армии состоял из трех основных частей: правого крыла — тяжелой конницы под командованием Александра, центра — фаланги гоплитов и левого крыла — конницы пелопоннесцев и остальных союзников под командованием Пармениона. Заметив, что почти вся персидская конница оказалась против слабого левого крыла македонской армии, Александр приказал фессалийской коннице скрытно перейти с правого крыла на левое. Парменион получил задачу подойти вплотную к морю и отразить попытки персидской конницы охватить левый фланг македонского боевого порядка. На правом крыле уступом вперед был расположен отряд разведчиков и лучников. Уступом назад и вполоборота направо фронтом к занятой персами высоте стоял сильный македонский отряд. Затем еще больше было усилено и удлинено правое крыло боевого порядка за счет центра, вследствие чего фронт македонской армии оказался длиннее фронта персидского войска. Первый этап боя — наступление македонской армии и контратаки персов.⁷ 
Александр приказал медленно наступать сомкнутыми рядами, чтобы не разорвалась фаланга. Подойдя на дистанцию полета стрелы, правое крыло македонян быстро устремилось на бездействовавших персов. Левое крыло персидского войска было опрокинуто. Но в центре македонская фаланга наступала не так энергично; во время переправы греческие наемники контратаковали ее, сбрасывая в реку переправлявшихся македонских тяжелых пехотинцев. На левом крыле конница под командованием Пармениона была атакована персидской конницей, переправившейся через Пинар. По всему фронту шел жаркий бой. Второй этап боя — окружение и уничтожение наемников персидской армии, отступление персидской конницы правого крыла и преследование разбитого персидского войска.
Правое крыло македонской армии, опрокинувшее левое крыло противника, повернуло налево против наемников, отбросило их от реки, отрезало от остального персидского войска и во взаимодействии с фалангой окружило. Когда стало ясно, что левое крыло и центр персов разбиты, персидская конница правого крыла спала отступать. Маневрирование македонской конницы обеспечило успех в центре, но привело к потере времени. Преследование разбитого противника началось слишком поздно; наступила ночь, и это спасло персов от полного уничтожения. Потери македонской армии были невелики. 
Боевой порядок македонской армии хорошо маневрировал, в то время как массы персидской пехоты и конницы были неповоротливы, а глубокое построение не позволяло им использовать свое численное превосходство. Исход боя решил фланговый удар тяжелой конницы, которая воспользовалась успехом стрелков и легкой пехоты, захвативших переправу через Пинар на правом фланге боевого порядка македонской армии. Такое маневрирование в бою стало возможным вследствие расчленения боевого порядка и наличия опытных частных начальников. Между составными частями боевого порядка было налажено взаимодействие. Так, например, удар тяжелой конницы поддержали два подразделения фаланги. Наличие конницы и легкой пехоты позволило организовать тактическое преследование разбитой армии персов. Организация преследования была новым в то время явлением в истории военного искусства, связанным с развитием конницы как подвижного рода войск. 
Политическая и военная обстановка для македонских завоевателей изменилась в лучшую сторону. В персидском флоте после победы македонской армии и утверждения ее на побережье началось разложение; финикийцы, составлявшие большинство флотских экипажей, испугавшись возможного нападения македонян, разбежались по домам. Господство на Эгейском море окончательно перешло к греко-македонскому флоту. Деятельность антимакедонской партии в Греции затихла.