– От души желаю счастья.
– Он был и остается настоящим кавалером, – сказала Роза. – А теперь, Робби, усаживайся с
нами.
Лилли была лучшей подругой Розы. Она сделала блестящую карьеру. Она достигла того, что
является заветной мечтой каждой маленькой проститутки, – она была дамой из отеля. Дама из
отеля не выходит на панель – она живет в гостинице и там заводит знакомства. Для большинства
проституток это недостижимо. У них не хватает ни гардероба, ни денег, чтобы иметь
возможность хоть некоторое время прожить, выжидая клиентов. А вот Лилли хотя и селилась
преимущественно в
провинциальных гостиницах, но все же за несколько лет скопила почти
четыре тысячи марок. Теперь она собиралась выйти замуж. Ее будущий супруг имел маленькую
ремонтную мастерскую. Он знал о ее прошлом, и это ему было безразлично. За будущее он мог
не беспокоиться. Когда одна из таких девиц выходила замуж, на нее можно было положиться.
Она уже все испытала, и ей это надоело. Такая становилась верной женой.
Свадьба Лилли была назначена на понедельник. Сегодня Роза давала для нее прощальный
ужин. Все собрались, чтобы в последний раз побыть вместе с Лилли. После свадьбы ей уже
нельзя будет сюда приходить.
Роза налила мне чашку кофе. Алоис подбежал с огромным пирогом, усыпанным изюмом,
миндалем и зелеными цукатами. Роза отрезала мне большой кусок.
Я знал, как следует поступить. Откусив с
видом знатока первый кусок, я изобразил
величайшее удивление:
– Черт возьми! Но это уж, конечно, не покупное.
– Сама пекла, – сказала осчастливленная Роза. Она была великолепной поварихой и
любила, когда это признавали. С ее гуляшами и пирогами никто не мог соревноваться. Недаром
она была чешкой.
Я огляделся. Вот они сидят за одним столом – эти труженицы на виноградниках господа
бога, безошибочно знающие людей, солдаты любви: красавица Валли, у которой недавно во
время ночной прогулки на автомобиле украли
горжетку из белого песца; одноногая Лина,
ковыляющая на протезе, но все еще находящая любовников; стерва Фрицци, которая любит
плоскостопого Алоиса, хотя уже давно могла бы иметь собственную квартиру и жить на
содержании у состоятельного любовника; краснощекая Марго,
которая всегда разгуливает в
платье горничной и на это ловит элегантных клиентов, и самая младшая – Марион, сияющая и
бездумная; Кики – который не может считаться мужчиной, потому что ходит в женском платье,
румянится и красит губы; бедная Мими, которой все труднее ходить по панели, – ей уже сорок
пять лет и вены у нее вздулись. Было еще несколько девиц из баров и ресторанов, которых я не
знал, и, наконец, в качестве второго почетного гостя маленькая, седая, сморщенная, как
мороженое яблоко, «мамаша» – наперсница, утешительница и опора всех ночных странниц, –
«мамаша», которая торгует горячими сосисками на углу Николайштрассе, служит ночным
буфетом и разменной кассой и, кроме
своих франкфуртских сосисок, продает еще тайком
сигареты и презервативы и ссужает деньгами.
Я знал, как нужно себя держать. Ни слова о делах, ни одного скользкого намека; нужно
забыть необычайные способности Розы, благодаря которым она заслужила кличку «Железной
кобылы», забыть беседы о любви, которые Фрицци вела с торговцем скота Стефаном
Григоляйтом, забыть, как пляшет Кики на рассвете вокруг корзинки с булочками. Беседы,
которые велись здесь, были достойны любого дамского общества.
– Все уже приготовлено, Лилли? – спросил я.
Она кивнула:
– Приданым я запаслась давно.
– Великолепное приданое, – сказала Роза. –
Все полностью, вплоть до последнего
кружевного покрывальца.
– А зачем нужны кружевные покрывальца? – спросил я.
– Ну что ты, Робби! – Роза посмотрела на меня так укоризненно, что я поспешил вспомнить.
Кружевные покрывальпа, вязанные вручную и покрывающие диваны и кресла, – это же символ
мещанского уюта, священный символ брака, утраченного рая. Ведь никто из них не был
проституткой по темпераменту; каждую привело к этому крушение мирного обывательского
существования. Их тайной мечтой была супружеская постель, а не порок. Но ни одна никогда не
призналась бы в этом.
Я сел к пианино. Роза уже давно ожидала этого. Она любила музыку, как все такие девицы.
Я сыграл на прощанье снова те песни, которые любили она и Лилли. Сперва «Молитву девы».
Название не совсем уместное именно здесь, но ведь это была
только бравурная пьеска со
множеством бренчащих аккордов. Потом «Вечернюю песню птички», «Зарю в Альпах», «Когда
умирает любовь», «Миллионы Арлекина» и в заключение «На родину хотел бы я вернуться». Это
была любимая песня Розы. Ведь проститутки – это самые суровые и самые сентиментальные
существа. Все дружно пели, Кики вторил.
Лилли начала собираться. Ей нужно было зайти за своим женихом. Роза сердечно
расцеловала ее.
– Будь здорова, Лилли. Гляди не робей… Лилли ушла, нагруженная подарками. И, будь я
проклят, лицо ее стало совсем иным. Словно сгладились те резкие черты, которые проступают у
каждого, кто сталкивается с человеческой подлостью. Ее лицо стало мягче. В нем и впрямь
появилось что-то от молодой девушки.
Мы вышли за двери и махали руками вслед Лилли. Вдруг Мими разревелась. Она и сама
когда-то была замужем. Ее муж еще в войну умер от воспаления легких.
Если бы он погиб на
фронте, у нее была бы небольшая пенсия и не пришлось бы ей пойти на панель. Роза похлопала
ее по спине:
– Ну-ну, Мими, не размокай! Идем-ка выпьем еще по глотку кофе.
Все общество вернулось в потемневший «Интернациональ», как стая куриц в курятник. Но
прежнее настроение уже не возвращалось.
– Сыграй нам что-нибудь на прощанье, – сказала Роза. – Для бодрости.
– Хорошо, – ответил я. – Давайте-ка отхватим «Марш старых товарищей».
Потом распрощался и я. Роза успела сунуть мне сверток с пирогами. Я отдал его сыну
«мамаши», который уже устанавливал на ночь ее котелок с сосисками.
Do'stlaringiz bilan baham: