не найду новый язык, я предпочту хранить молчание˝.
Камю всегда занимал Ницше (в его кабинете в Лурмарене был
выставлен портрет этого философа): ˝Сейчас я читаю письма
Ницше. Он говорил о себе так, словно он бог, – и при этом он не
казался жалким. Он не был богом. […] Но у него было несколько
идей. В жизни Ницше (в юности – пока не разорвал отношения
с Вагнером) проявлялся некий вид подсознательной воли, стре-
мящейся к подражанию. Полагаю, он подражал и Христу, и Ди-
онису, будучи не в состоянии быть самим собой. Иногда я пони-
маю его. Каждый человек должен покорно жить с самим собой. В
конечном счете самое прекрасное в жизни Ницше – бесконечная
борьба с физической болью».
Гренье тоже не были чужды некоторые идеи этого мысли-
теля: ˝Ницше никогда не оставляет нас равнодушными. Даже
его “вечное возвращение“! […] Я хорошо понимаю Ваше желание
стать другим, кем-то, отличным от самого себя. Такие люди,
как я, всегда имели подобное желание – это понятно: они по-
стоянны, ничего нового с ними не происходит. Но Вы, кто на-
делен такой великой свободой к обновлению?˝.
Камю продолжала беспокоить мысль о невозможности про-
гресса в личной жизни: ˝У меня нет достаточного воображения,
чтобы желать быть кем-то еще. Я сожалею, что волею судь-
107
бы не становлюсь лучше. Когда мы молоды, мы верим в личный
прогресс, и что своей решимостью или специальным режимом
мы способны преодолевать ограничения. Мы лишаемся веры в
прогресс, когда в 45-летнем возрасте или где-то близко к этому
периоду жизни находим себя в том же состоянии, что и в моло-
дости. Короче, мы обречены быть самими собой. Какая ужасная
истина!˝.
В своем последнем письме от 28 декабря 1959 года Камю пи-
сал Гренье из Лурмарена: ˝15 ноября я удалился сюда для рабо-
ты, и я действительно работал. Условием для моей работы
всегда была монашеская жизнь: одиночество и умеренность;
кроме умеренности – все остальное противоположно моей на-
туре настолько, что работа становится насилием, которое
я совершаю по отношению к себе. Но это необходимо. Я вер-
нусь в Париж в начале января и затем уеду оттуда опять, и
я действительно думаю, что эти регулярные поездки станут
наиболее эффективным способом примирить мои добродетели
и пороки, и в конечном счете подскажут мне, как жить. Эта
местность, в любом случае, остается прекрасной и ценной для
меня, и я нахожу здесь покой».
Последнее письмо Гренье, написанное 1 января 1960 года (к
письму была приложена бандероль с книгой ˝Острова˝ – но
Камю ничего уже не мог получить): ˝Я был особенно тронут Ва-
шим письмом. Вы всегда демонстрировали мне жесты дружбы,
удивляющие меня тем, что, как по мне, я их не заслуживаю. Я не
читал в печатном виде Ваше предисловие [предисловие Камю к
“Островам“ Гренье], так как действительно чувствовал, что
недостоин вашей похвалы. Мысль о том, что Вы обязаны мне,
можно отнести только к очень раннему возрасту, когда Вы
встретили меня. Во всяком случае, мы уже говорили об этом.
Разница во мнениях не мешает мне испытывать глубокое чув-
ство дружбы к Вам˝.
Будучи уже известным писателем, Камю так отозвался о Гре-
нье наряду с другими литераторами: ˝Однако даже сегодня я ощу-
щаю себя подмастерьем рядом с писателями-современниками,
108
Do'stlaringiz bilan baham: |