Т. В. Зуева Б. П. Кирдан

Таня, Саня утонули.
Кто остался в лодке?
— Лизавета.
— Хлоп тебе за это!
Ребенок, ставший предметом насмешек, получает первый жизненный урок и пытается его усвоить. Если критика справедлива — значит, ее нужно при­нять и постараться исправиться. В этом случае можно использовать мирилку ( "Ми­рись, мирись, мирись... "). Иное — когда насмешка несправедлива, обидна. С обид­чиком расправляются его же "оружием" — отговоркой:
Обзывайся целый гоД,
Все равно ты бегемот.
Обзывайся целый век.
Все равно я человек¹.
Отговорку можно использовать и против навязчивого попрошайки:
— Мне это поДаришь?
— ПоДаришь-то уехал в Париж,
А остался оДин купишь^{CCCXXV CCCXXVI}.

4. 
   СОВРЕМЕННАЯ ДЕТСКАЯ МИФОЛОГИЯ ("СТРАШНЫЕ ИСТОРИИ")
   

На содержание и форму произведений детского фольклора оказывали вли­яние изменяющиеся общественные условия. Во второй половине XX в. боль­шинство детей стало городскими жителями. Между тем в психическом развитии детей осталась неизменной потребность пройти через этап ярких переживаний не­объяснимо-чудесного, которое порождает чувство страха, и преодолеть этот страх. В феодальной деревне такая потребность удовлетворялась общенародной фольклорной традицией (дети слушали и сами рассказывали былички, легенды, сказки). Современные дети имеют иной кругозор. Его формируют городской быт, литература, кино, радио, телевидение. Однако форма устного слова сохраняет свое значение.
Некогда Г. С. Виноградов отметил у детей "единственный вид устной сло­весности, представленный прозой" — сказку. Стихийный поток современного дет­ского повествовательного творчества — "страшные' истории" (так их называют де­ти) или "страшилки" (так их стали называть исследователи) — сделался пред­метом изучения фольклористов, психологов и педагогов с 1960-х гг. По- видимому, к этому времени и относится начало массового бытования детских страшных историй. Страшилки функционируют по всем правилам фольклора: за­крепляются традицией, передаются "из уст в уста". Их рассказывают дети всех воз­растов, от 5 до 15 лет, однако наиболее характерные возрастные границы — от 8 до 12 лет.
Известно, что ведущая творческая деятельность младших детей — ри­сование — постепенно сменяется словесным творчеством. В репертуаре де­тей первыми появляются стихотворные жанры (чему способствует их малый объем, ритмичность, связь с игрой). В 6—7 лет происходит важная пере­стройка принципов мышления: ребенок начинает осознавать причинно­следственные отношения, оказывается способным сохранить и передать сю­жет рассказа как логическую структуру. Бессознательный эгоцентризм ребен­ка-рассказчика (уверенность, что слушателям изначально все известно) сменя­ется ориентацией на слушателя, потребностью правильно передать содержа­ние рассказа, добиться от слушателя понимания и реакции.
Пластические образы, порожде'нные' детской фантазией, обладают "психиче­ской энергией", восходящей к коллективному бессознательному (по К. Юнгу). В дет­ском повествовательном творчестве проявляются фетишизм, анимизм, фигурируют такие униве'рсатьные' знаки культуры, как пятно, занавес, рука, глаз, голос, взгляд, цвет, размер, хтонические персонажи, способность к перевоплощению, идея смерти и проч. Это позволяет рассматривать страшные истории как современную детскую мифологию^CCCXXVII.
В жанровом отношении страшные истории — явление диффузное и неодно­родное. В отличие от традиционной фольклорной прозы, в них существует не один, а два доминирующих центра: пове'ствовате'дьный и игровой.
Оригинален жанр так называемых "страшных вызывалок". В нем ри­туально-игровое начало полностью вытеснило вербальную сторону. При­ведем пример:
"Как вызвать Бабу Ягу". НаДо пойти в 12 часов ночи в туалет. Напи­сать там круг черным мелом и сиДеть жДать. Прийти утром пораньше. Если буДет крест на круге — значит. Баба Яга прилетала. (Емелина Вика, 11 лет, Московская обл.)^CCCXXVIII.
Дети "вызывают" Пиковую Даму, лунных человечиков и проч. Цель страшных вызывалок — испытать чувство страха и удовлетворение от побе­ды над ним, что можно рассматривать как одну из форм самоутверждения лич­ности.
В страшных историях можно найти все типы фольклорных повествова­тельных структур, от кумулятивной до замкнутой цепочки мотивов разного со­держания (аналогичной волшебным сказкам). Используются эпические утрое­ния, сказочные композиционные формулы (Жили-были...), традиция благопо­лучного конца. Хороший конец своеобразно проявляется и в игровых истори­ях с выкрикиваемой последней фразой: "ОтДай мое серДце!' (черный мертвец); "Мясо ела!" (женщина-вампир). Чем сильнее испуг, тем веселее можно над ним посмеяться.
В страшных историях трансформированы или типологически проявились признаки мифа и многих фольклорных жанров: заговора, волшебной сказки, животного эпоса, былички, анекдота. В них также обнаруживаются следы ли­тературных жанров: фантастического и детективного рассказа, очерка.
Система образов детских страшилок распадается на три группы: главный герой, его помощники и противники. Наиболее типичный главный герой — Де­вочка или мальчик; обычно он бывает младшим в семье. Встречаются и другие образы: оДин мужчина, оДна женщина, студент, шофер такси, старик и старуха, собака Шарик, принц, оДин журналист... Помощники, в отличие от сказок, не фантастичны, а реальны: милиционер (милиция), Шерлок Холмс. Сюжет требует победить зло, восстановить сущность вещей, соответствующую их природе. Вы­слеживание зла выполняет главный герой (ребенок), а его физическое уничто­жение осуществляет помощник (милиция).
В отличие от сказок, страшные истории обычно имеют только один полюс фантастического — злой. С ним связаны беско-
нечно разнообразные типы вредителей: либо просто фантастические образы, либо фантастические образы, коварно скрывающиеся под личиной привычных лю­дей и предметов (от пятна на стене до мамы). Вредитель может иметь настора­живающий внешний признак, чаще всего цвет: черный, красный, белый или ка­кой-нибудь другой. Цвет фигурирует и в названиях детских страшилок: "Черные шторы ", "Красное пятно ", "Синяя роза " и т. п. Действие вредителя выражено в одной из трех функций (или в их комбинации): похищение, убийство, жела­ние съесть жертву. Образы вредителей усложняются в зависимости от возраста исполнителей. У самых младших детей неодушевленные предметы действуют как живые, в чем проявляется детский фетишизм. Например, красный шнурок звонит в дверь, пытается задушить маму. Папа его разорвал и бросил в окно, но шнурок продолжает терроризировать семью. Его облили керосином, сожгли, а пыль выбросили в окно. Но в дверь снова звонят. Врывается столб красной пыли и всех ослепляет. (Смирнова Варя, 7 лет, Загорск). У более старших детей появля­ется связь предмета с живым вредителем, что может означать представления, аналогичные анимистическим. За шторами, пятном, картиной скрываются черные волосатые руки, белый (красный, черный) человек, скелет, карлик, Квази- моДа, черт, вампир... Часто предмет-вредитель является оборотнем. Ленты, серьги, браслет, цепочка, вьющиеся растения превращаются в змей; ночью ста­новятся людьми-вампирами красные (или черные) цветы; кукла (или статуя) превращается в женщину; становится человеком изображение на картине ("Про черную Даму с голубыми глазами"). Оборотничество распространяется на части человеческого тела, которые ведут себя как целый человек, на встающих из гроба мертвецов и т.п. Несомненно, оборотничество пришло в современный по­вествовательный фольклор детей из общенародного традиционного фольклора.
Усложнение образа вредителя происходит как развитие, углубление его портретной характеристики. Покажем это на группе ведьм.
Первой портретной ступенью является цветовой сигнал, соединенный ^с женским началом: красная веДьма, красивая женщина в черном, жел-пая скорченная старуха, очень красивая Девушка в Длинном белом платье, очень красивая зеленоглазая женщина в бархатном зеленом "лаще. Затем возника­ют более сложные изображения, в которых про-сматривается трансформация ведьмы из быличек. Она предстает в своем Истинном облике поздно ночью, ко­гда думает, что все уснули: Открыла Девочка глаза и виДит, что мачеха оДела черное платье, распустила