|
...клянет пороки буйных лет,
On юности растраченной стыдится,
Ее безумств и призрачных побед,
Il все мрачнее взор, узревший Правды свет,
(1,27. Перевод В. Левина)
Выбор героя поэмы кажется нам сейчас загадочный.
Зачем потребовалось Байрону обряжать его в одежды
XVI в., дарить ему давно забытое средневековое звание, в
сопровождающие давать таких же средневековых пажа и
оруженосца — и после этого отправлять героя в Испанию,
охваченную войной с современной армией XIX в., армией.
Наполеона? По-видимому, затем же, зачем он приписал
этому герою таинственное прошлое с намеками на не-
обычайные страдания и, быть может, ужасные деяния.
Тут сходство Чайльд-Гарольда с Байроном только мни-,
мое: страдания и поводы для раскаяния в прошлом по-
эта, конечно, были, но вряд лн они носплп столь зловещий
характер. 4
Нет ничего более противоположного любимому Байро-
ном классицизму, чем вся эта костюмерия. Правда, сме-
шение эпох было вполне свойственно классицистической
поэзии — достаточно вспомнить античных героев траге-
дии, носивших модные пудреные парики XVII—XVIII вв.;'
любимец Байрона Александр Поп и его современники
могли бы, пожалуй, одеть героя произведения, написан-
ного на актуальную тему, в античную тогу, но никак не в
готические одежды Чайльд-Гарольда.
Однако дух историзма благодаря событиям конца
XVIII — начала XIX в. уже слишком прочно проник в
сознание мыслящей Англии, чтобы герой не показался
смешным в одежде греков или римлян; сделать же его со-
временником, во фраке, шейном платке и шляпе с высо-
кой тульей Байрон не мог — для этого у него слишком
сильны были еще классицистические понятия о «высоком»
и «низменном» в литературе. Между тем герои в средне-
вековом или ренессансном облачении уже появились к
тому времени в английской литературе — по крайней мере
там, где действие (как в «Чайльд-Гарольде») происходи-
ло в еще «экзотических» странах, где были живы пере-_
житки бредневековых нравов и средневековой тирании,—.
в Италии и Испании: это быЯИ Терои «готических» рома-
нов Анны Радклиф и ей подобных «предромантических»
авторов.
Средневековый антураж вводил в британскую литера-
туру и такой рационалистический и во многом близкий
Байрону в своей эстетике автор, как Вальтер Скотт; в его
поэзии мы найдем и загадочного героя с могучей душою,
рыцаря Мармиона.
а
Несмотря на классическое образование и пристрастия,
Байроп впитал впечатления не от одного лишь классициз-
ма, но и от сентиментализма и от предромаптизма. Разно-
образию этих впечатлений, несомненно, содействовала его
предварительная работа к «Английским бардам». Оста-
ваясь почти чуждым веяниям современного ему раннего
романтизма в том виде, как си складывался в поэзии Ворд-
сворта и Кольриджа, подвергших критике как результаты
Французской буржуазной революции, так и обосновавшую
ее философию, Байроп и саАм не мог не продумывать за-
ново уроки своей исторической эпохи, хотя и делал это па
свой лад, шел своим путем, отталкиваясь от готовых
достткений различных литературных школ ушедшего
XVIII в. Ho если романтизм как литературное направ-
ление начала XIX в.— это прежде всего идейное и эмоцио-
нальное переосмысление века Просвещения и француз-
ской революции, то Байрон был таким же создателем
романтизма, как и старшие английские романтики. Разоча-
рованность Чайльд-Гарсльда — это разочарованность его
автора в историческом опыте эпохи. В поисках необходи-
мого нового опыта и новых идей Байрон окунулся в жизнь
иных стран и историю иную, чем история его собственной
страны; именно поэтому его переосмысление уроков прош-
лого и настоящего имело впоследствии в масштабе обще-
мирового романтического движения неизмеримо больший
отклик (несмотря на тесные связи с классицизмом, кото-
рые Байрон так ннкогда и не порвал), чем творчество бо-
лее последовательных романтиков Англии, таких,. как
Кольридж п Вордсворт, Шелли и Ките. Путь к освоению
этого нового опыта шел для Байрона через «Паломни-
чество Чайльд-Гарольда», через преодоление условностей
классицизма и «готического романа», через создание но-
вого героя, разочарованного и мрачного.
2
Унышио Гарольда, его равнодушию к красоте, надеждам,
«навеки погребенным в роскошпой могиле Порока», «каи-
нову проклятью, паписанному на его увядшем челе нена-
видящим жизнь мраком», посвящены строфы 82—84. Be-
роятпо, опи больше всего способствовали тому представ-
лению об «угрюмом, томном» Гарольде, которое было
широко распространено в Англии и далеко за ее предела-
ми. Этому представлению соответствуют и вложенные
в уста героя стансы «Инесе» (То Inez):
Do'stlaringiz bilan baham: |
