— Могла бы позвонить и раньше!
— Скажи, ты не хочешь закрыть свою лавочку и встретиться со старой
подругой в «Пастисе»?
— Закажи мне чашку чая… нет, лучше капучино… в общем, все, что
угодно, я скоро буду.
Не прошло и десяти минут, как Стенли встретился с Джулией,
сидевшей за столиком старинного кафе.
— Ты похож на спаниеля, упавшего в пруд, — сказала она, обнимая
его.
— А ты на кокера, который угодил туда следом. Что ты нам
заказала? — спросил садясь Стенли.
— Крокеты!
— У меня в запасе две-три
свеженькие сплетни о том, кто с кем
переспал на этой неделе, но начнем с твоих новостей, я хочу все знать. Или
нет, постой, лучше я угадаю: судя по тому, что ты не давала о себе знать
два последних дня, ты нашла Томаса, и, судя по твоему виду, все
произошло не так, как ты намечала.
— Да ничего я не намечала…
— Лгунья!
— Если хочешь посидеть минутку в компании круглой идиотки, то
пользуйся случаем, она перед тобой!
И Джулия рассказала Стенли почти все о своем путешествии — о
первом посещении профсоюза печати и первой лжи Кнаппа; о причинах,
вынудивших Томаса сменить фамилию; о вернисаже, куда ее доставил
лимузин, заказанный
портье в последний момент; но когда она упомянула
о кроссовках, которые носила в комплекте с вечерним платьем, Стенли
чуть не задохнулся от возмущения и, оттолкнув чашку с чаем, потребовал
белого вина. Дождь за окном кафе полил с удвоенной силой. Джулия
подробно описала свою поездку в восточный район Берлина, «их» улицу,
где исчезли старые дома, но сохранился старенький бар, последнюю беседу
с лучшим другом Томаса и сумасшедшую гонку в аэропорт, Марину и,
наконец, пока
Стенли еще не потерял сознание, свою встречу с Томасом в
парке Тиргартена. Но и это было еще не все: дальше последовал отчет об
ужине на террасе ресторана, где их угостили самой вкусной рыбой в мире,
к которой, впрочем, она едва притронулась, о ночной прогулке вокруг
озера, о комнате в отеле, где они занимались любовью прошлой ночью, и
наконец, о завтраке на следующее утро, который так и не состоялся. Когда
официант подошел к ним в третий раз с вопросом, все ли в порядке, Стенли
погрозил ему вилкой, запретив их беспокоить.
— Надо было мне поехать с тобой, — заявил он. —
Если бы я мог
представить себе такую безумную авантюру, ни за что не отпустил бы тебя
одну.
Джулия прилежно мешала ложечкой чай. Стенли внимательно взглянул
на свою подругу и придержал ее руку:
— Джулия, ты ведь даже сахар не положила… и вид у тебя какой-то
потерянный. Что с тобой?
— «Какой-то» можешь опустить — просто потерянный.
— Во всяком случае, могу заверить тебя, что он больше не вернется к
этой Марине, положись на мой опыт!
— Да какой там опыт! — с улыбкой возразила Джулия. — Впрочем, что
бы то ни было, сейчас Томас все равно летит в Могадишо.
— А мы сидим тут, в Нью-Йорке, под проливным дождем! — отозвался
Стенли, глядя в окно, за которым бушевал ливень.
Несколько прохожих укрылись от него под тентом террасы кафе.
Пожилой мужчина прижимал к себе жену, стараясь хоть как-то защитить
ее от холодных струй.
— Вот теперь я
наведу порядок в своей жизни, — продолжала
Джулия, — и постараюсь все устроить как можно лучше. Полагаю, это
единственное, что мне осталось.
— Да, ты была права, я сейчас чокаюсь с круглой идиоткой. Тебе
выпала неслыханная удача: в твою жизнь на какое-то мгновение ворвался
настоящий самум, а ты пытаешься навести в ней порядок! Да ты совсем
сбрендила, бедная моя подружка!.. Ну-ну, только не это, — пожалуйста,
быстренько осуши глаза, на улице и без того полно воды, и сейчас не время
рыдать, у меня к тебе еще масса вопросов.
Джулия вытерла ладонью слезы и снова улыбнулась другу.
— Как ты намерена поступить с Адамом? — спросил Стенли. — Я уж
начал подумывать, не взять ли его к себе на полный пансион, если ты не
вернешься. Назавтра он пригласил меня за город к своим родителям.
Кстати, предупреждаю — и смотри, не проговорись! — я соврал,
что на
завтра мне назначили гастроскопию.
— Ну… расскажу ему часть правды, так, чтобы причинить поменьше
боли.
— В любви человеку больнее всего от сознания, что ему лгут из
трусости. Ты хочешь попытать с ним счастья еще раз или не хочешь?
— Может, и мерзко так говорить, но у меня нет сил снова остаться
одной.
— Тогда он смягчится — не сразу, но рано или поздно смягчится.
— Я постараюсь облегчить ему переживания.
— Могу я задать тебе довольно интимный вопрос?
— Ты же знаешь, что я от тебя никогда ничего не скрываю…
— Эта ночь с Томасом, какая она была?
— Нежная, сладостная, волшебная и — грустная поутру.
— Я имел в виду секс, дорогая.
— Нежный, сладостный, волшебный…
— И после этого ты хочешь внушить мне, что не знаешь, на
каком ты
свете?
— Я знаю, что нахожусь в Нью-Йорке и Адам тоже здесь, а Томас
теперь очень далеко.
— Дорогая моя, важно знать, не в каком городе или в какой части света
находится другой, а какое место он занимает в твоем сердце. И ошибки не
имеют никакого значения, Джулия, — важно лишь то, что мы реально
проживаем.
Do'stlaringiz bilan baham: 
