* * *
Перед тем как войти в гостиную, Энтони деликатно постучался.
Джулия стояла, прислонившись к оконной раме и устремив невидящий
взгляд на улицу.
— Зачем ты это сделал? — прошептала она.
— Ничего я не делал, это была просто несчастная случайность, —
ответил Энтони.
— Ну да, по какой-то несчастной случайности Адам приходит ко мне
на час раньше; по какой-то несчастной случайности именно ты открываешь
ему дверь; по какой-то несчастной случайности он садится на твой пульт, и
все по той же несчастной случайности ты вдруг падаешь замертво посреди
комнаты.
— Согласен — все это действительно выглядит как довольно
последовательная цепь случайностей… Может, нам не мешало бы
попытаться понять, какой в этом смысл?
— Перестань иронизировать, мне сейчас не до смеха; я последний раз
спрашиваю тебя: зачем ты это сделал?
— Да чтобы помочь тебе сказать ему правду и самой взглянуть ей в
глаза! Посмей сказать мне, что ты не чувствуешь облегчения! Тебе,
вероятно, кажется, что ты теперь как никогда одинока, но зато дальше ты
сможешь жить в мире с самой собой.
— Я говорю не только о твоей сегодняшней выходке…
Энтони испустил глубокий вздох:
— Твоя мать из-за своей болезни до самого конца не могла вспомнить,
кто я такой, но я уверен, что где-то в глубине ее сердца жила память о том,
как мы любили друг друга. Я-то никогда этого не забуду. Мы не были ни
примерной парой, ни примерными родителями, что верно, то верно.
Случались и у нас минуты сомнений и размолвок, но мы ни разу — ты
слышишь меня? — ни разу не усомнились в своем решении быть вместе и
в нашей любви к тебе. Завоевать твою будущую мать, любить ее, иметь от
нее ребенка — вот что было главной целью моей жизни, самой важной и
самой прекрасной, даже если мне понадобилось столько лет, чтобы найти
точные слова и сказать их тебе.
— Значит, во имя этой замечательной любви ты и устроил такой
разгром в моей жизни?
— Помнишь тот клочок бумаги, о котором я рассказывал тебе во время
нашей поездки? Такие записки всегда хранят при себе, в бумажнике, в
кармане, да просто в голове; для меня это были те несколько слов,
написанных твоей матерью в памятный вечер, когда я не мог заплатить по
счету в ресторане на Елисейских Полях, — надеюсь, теперь ты понимаешь,
отчего я мечтал закончить свои дни именно в Париже. А что было твоим
сокровищем — старая дойчмарка, которую ты неизменно носила в сумке,
или письма Томаса, лежавшие у тебя в столе?
— Значит, ты их прочел?
— Ну что ты, разве я позволил бы себе такую бестактность?! Я просто
увидел их, когда клал тебе в ящик его последнее послание. Получив
приглашение на свадьбу, я вошел в твою комнату, где все напоминало о
тебе, о твоем детстве, о многом другом, чего я не забыл и никогда не
забуду. Я стоял там и спрашивал себя, что ты сделаешь в тот день, когда
узнаешь о существовании этого письма от Томаса, и как мне поступить —
уничтожить его, отдать тебе сразу или, лучше всего, вручить прямо в день
свадьбы? У меня было не так уж много времени, чтобы принять решение.
Но, как видишь, ты оказалась права: жизнь и впрямь подает удивительные
знаки тем, кто хоть сколько-нибудь верит в судьбу. В Монреале я почти
нашел ответ на вопрос, который меня мучил, — правда, лишь отчасти;
остальное зависело от тебя. Я мог бы, конечно, переслать тебе письмо
Томаса по почте и успокоиться на этом, но ты так решительно сожгла
мосты между нами, что до этого извещения о свадьбе я даже не знал твоего
адреса и вдобавок не был уверен, что ты вскроешь конверт, надписанный
моей рукой. А потом, я ведь не знал, что скоро умру!
— Я смотрю, у тебя всегда и на всё готов ответ, не правда ли?
— Нет, Джулия, ты сама выбирала свою судьбу и сделала этот выбор
гораздо раньше, чем тебе кажется. Вспомни, ведь ты могла выключить
меня — достаточно было всего лишь нажать на кнопку. Ты свободно могла
отказаться ехать в Берлин. Меня не было рядом, когда ты решила встретить
Томаса в аэропорту, как не было и в ту минуту, когда ты вернулась на
место вашей первой встречи, и уж тем более когда ты привела его в отель.
Джулия, человек может сколько угодно проклинать свое детство,
бесконечно упрекать родителей во всех своих несчастьях, слабостях и
пороках, винить их в суровых жизненных испытаниях, но в конечном счете
он сам несет ответственность за свою судьбу и становится таким, каким
хотел стать. Кроме того, тебе невредно было бы научиться адекватно
оценивать свои беды: на свете бывают родители куда хуже твоих.
— Например?
— Например, бабушка Томаса, которая доносила на собственного
внука!
— Откуда ты знаешь?
— Я уже говорил тебе, что родители не могут прожить жизнь вместо
своих детей, но это не мешает им волноваться за них и страдать всякий раз,
как их постигает несчастье. Иногда это побуждает нас действовать, мы
пытаемся осветить вам путь к спасению, и, по-моему, тут лучше ошибиться
— по неловкости, по избытку любви, — чем сидеть сложа руки.
— Ну если ты собирался осветить мне дорогу, то тебе это не удалось —
я блуждаю в кромешной тьме.
— Во тьме — да, но теперь уже не вслепую!
— А ведь Адам оказался прав: эта неделя, проведенная в разговорах,
была чем угодно, только не диалогом…
— Да, Джулия, возможно, он прав, и я уже не совсем твой отец, а всего
лишь то, что от него осталось. Но разве эта машина не оказалась способной
находить решение для каждой из твоих проблем? Разве за эти несколько
дней я не смог ответить хоть на какой-нибудь из твоих вопросов? А
почему? Да просто потому, что я знаю тебя лучше, чем ты думаешь, и,
может быть… я надеюсь, наступит день, когда ты поймешь, что я любил
тебя гораздо больше, чем тебе казалось. Вот теперь ты это знаешь, и я могу
умереть навсегда.
Джулия пристально посмотрела на отца и, отойдя от окна, села рядом с
ним. Долго сидели они, не двигаясь, не произнося ни слова.
— Ты действительно думаешь обо мне так, как сейчас говорила? —
спросил наконец Энтони.
— Кому, Адаму? Значит, ты еще вдобавок и под дверью
подслушиваешь?
— Не под дверью, а через пол, если быть точным. Мне пришлось
подняться к тебе на чердак — не мог же я в самом деле ждать на улице, под
таким дождем, рискуя подхватить короткое замыкание, — с улыбкой
сказал он.
— Ну почему я не узнала тебя раньше? — горестно прошептала
Джулия.
— Детям и родителям иногда нужны годы, чтобы встретиться лицом к
лицу.
— До чего же мне хочется побыть с тобой еще хоть несколько дней!
— Думаю, они у нас были, дорогая моя.
— И как же это произойдет… завтра?
— Не беспокойся, тебе повезло: смерть отца всегда трудно пережить,
но для тебя, по крайней мере, это уже в прошлом.
— Перестань, мне сейчас не до смеха.
— Завтра наступит только завтра, тогда и посмотрим.
На улице темнело; рука Энтони скользнула к руке Джулии и в конце
концов забрала ее в свою теплую горсть. Их пальцы тесно переплелись и
больше уже не разжимались. А чуть позже, когда Джулия уснула, ее голова
опустилась на отцовское плечо.
Do'stlaringiz bilan baham: |