Те слова, что мы не сказали друг другу

сейчас. Как она мне понравилась, твоя бабушка! До чего она была хороша,
когда заплетала в косы свои длинные седые волосы, прежде чем
постучать в пашу комнату. Ты обещал Кнаппу вернуться в самом скором
времени… если все не пойдет вспять. Но он уверял, что двери на Запад
больше никогда не закроются, и ты ответил: «Может быть. Но если нам
придется снова ждать десять лет, я буду думать о тебе каждый день».
Ты встал и поблагодарил нас за подарок, который мы тебе сделали.
Мы, правда, ничего особенного не сделали, но Матиас все же сказал: не за
что, мы рады, что оказались тебе полезными. Антуан предложил
проводить тебя до пропускного пункта.
И мы снова тронулись в путь. Все расходились по домам, потому что
революция революцией, а дома и семьи этих людей находились в разных
частях города.
По дороге ты взял меня за руку, и я не отняла ее; так мы и прошагали
несколько километров.
* * *
— Джулия, ты дрожишь, я боюсь, что ты простудишься. Давай-ка
вернемся в отель. Если хочешь, давай купим этот портрет, и ты сможешь
любоваться им сколько угодно, только в тепле.
— Нет, его нужно оставить здесь, он не продается. Пожалуйста, дай
мне еще несколько минут, и мы уйдем.

---

* * *
Люди, находившиеся по обе стороны пропускного пункта, все еще
ожесточенно долбили бетонную Стену. Здесь нам предстояло разойтись.
Ты первым попрощался с Кнаппом. «Позвони, как только сможешь», —
сказал тот, протянув свою визитку. Он был журналистом — не потому
ли и ты выбрал эту профессию? Или, может, вы оба в юности поклялись
заниматься журналистикой? Я много раз задавала тебе этот вопрос, и
всякий раз ты уклонялся от ответа, заменяя его хитроватой усмешкой —
как делал ты всегда, если я тебе очень уж досаждала. Ты пожал руки
Антуану и Матиасу и только потом повернулся ко мне.
Если бы ты знал, Томас, как я испугалась тогда, испугалась, что так
никогда и не узнаю твоих губ. Ты вошел в мою жизнь, как наступает лето
— внезапно, без предупреждения, как проникают утром в комнату блики
солнечного света. Погладив меня по щеке, ты наклонился и легонько
поцеловал в глаза. «Спасибо». Это было единственное слово, которое ты
произнес, уже отойдя от меня. Кнапп следил за нами, я подметила его
пристальный взгляд. Он словно ждал от меня каких-то слов, которые
помогли бы навсегда стереть память о тех годах, что разлучили вас,
сделали такими разными жизни двух близких друзей. И вот теперь один из
них возвращался в свою редакцию, а другой — в Восточный Берлин.
И я крикнула: «Возьми меня с собой! Я хочу познакомиться с твоей
бабушкой!» — и, не ожидая ответа, просто схватила тебя за руку, и,
клянусь, никакая сила в мире не заставила бы меня разжать пальцы.
Кнапп пожал плечами и, глядя в твое оторопелое лицо, сказал: «Теперь
путь свободен, приходите в любое время, когда вздумается!»
Антуан попытался меня отговорить, убедить, что это безумие.
Может, он был прав, но я никогда в жизни не испытывала такого
опьянения. Матиас толкнул его локтем: с какой стати он вмешивается'?
Потом подбежал ко мне и обнял. «Позвони нам, когда вернешься в
Париж», — шепнул он, торопливо нацарапав номер телефона на клочке
бумаги. Я в свой черед обняла их обоих, и мы расстались. Томас, я так
никогда и не вернулась в Париж.
Я пошла за тобой; на заре 11 ноября, воспользовавшись суматохой,
царившей на границе, мы перешли в Восточный Берлин; наверное, в то