Те слова, что мы не сказали друг другу

* * *
Остров музеев… я помню, как мы гуляли по нему вдвоем. Когда ты
познакомил меня со своей бабушкой, она прежде всего спросила, чем я
занимаюсь. Вести разговор было нелегко: ты переводил ее вопросы на свой
скудный английский, я же и вовсе не говорила по-немецки. Тем не менее мне
кое-как удалось объяснить ей, что я учусь в Школе изобразительных
искусств в Париже. Она улыбнулась, отошла к своему комоду и вынула из
него открытку с репродукцией картины Владимира Рацкина, русского
художника, которого любила. А потом велела нам идти гулять — грех не
воспользоваться таким погожим днем. Ты ничего не рассказал ей о своем
необыкновенном приключении у Стены, ни словом не обмолвился об
обстоятельствах нашей встречи. И только когда мы уже выходили, она
спросила, нашел ли ты Кнаппа. Ты замялся и долго молчал, но по
выражению твоего лица нетрудно было догадаться, чем кончились твои
поиски. Она просияла и сказала, что счастлива за тебя.

---

Едва мы вышли на улицу, ты взял меня за руку и потащил за собой;
каждый раз, когда я спрашивала, куда мы бежим, ты отвечал: «Скорей,
скорей!» Наконец мы перешли по узкому мосту через Шпрее.
Остров музеев… я никогда не видела так много зданий, отданных
искусству, в одном и том же месте. Мне казалось, что в твоей стране
царила серость, а тут меня ошеломило буйство красок. Ты увлек меня к
дверям Altes Museum
[7]
. Это было огромное квадратное здание, но когда
мы в него вошли, то оказались внутри ротонды. Мне ни разу не
приходилось встречаться с подобной архитектурой, такой странной,
почти невероятной. Ты провел меня в самый центр этой ротонды и велел
сделать полный оборот, затем второй, третий; ты заставлял меня
вращаться все быстрее и быстрее, пока у меня не закружилась голова.
Тогда ты остановил этот безумный вальс, сжал меня в объятиях и
сказал: вот это и есть немецкий романтизм — круг, заключенный в
квадрат, символ того, что любые различия могут идеально сочетаться
друг с другом. А потом ты повел меня в Пергамон.
[8]
* * *
— Ну так как, — спросил Энтони, — ты пережила еще раз этот миг
счастья?
— Да, — ответила Джулия, не разжимая век.
— И кого ты увидела? Она открыла глаза.
— Можешь не отвечать, Джулия, этот миг целиком принадлежит тебе.
Я больше не собираюсь вмешиваться в твою жизнь.
— Почему ты попросил меня закрыть глаза?
— Потому что всякий раз, закрывая глаза, я вижу лицо твоей матери.
— Томас возник на этом так похожем на него портрете как призрак, как
тень и сказал мне: иди и живи в мире, выходи замуж и больше не думай
обо мне, не жалей ни о чем. Это был знак.
Энтони кашлянул:
— Господи, какой там знак — это был обыкновенный набросок углем,
и ничего более. Представь себе, что я брошу салфетку в тот угол, —
изменится ли хоть что-нибудь от того, повиснет она на вешалке у входа
или упадет на пол? Представь себе, что последняя капля вина из бутылки
попадет в бокал той молодой женщины, что сидит за соседним столиком, а
не на скатерть, — поможет ли ей данное обстоятельство выйти через год
замуж за болвана, с которым она сегодня ужинает? Только не смотри на
меня как на марсианина: просто этот придурок весь вечер так громко
разглагольствовал, пытаясь запудрить мозги своей подружке, что я слышал

---

каждое слово.
— Ты говоришь так потому, что никогда не верил в знаки судьбы.
Слишком уж ты привык сам все на свете контролировать!
— Джулия, таких знаков не бывает! Я тысячу раз бросал скомканные
листы бумаги в корзинку для мусора под моим письменным столом в
полной уверенности, что, если не промахнусь, мое желание сбудется; увы,
судьба так и не подала мне долгожданного знака. Я продолжил свой
дурацкий спор с ней, убедив себя, что заслужу награду, когда заброшу
бумажный комок в цель три или четыре раза подряд, и за два года усердной
практики наловчился попадать в самый центр корзинки, стоявшей теперь в
десяти метрах от меня. Но что же я получил? Ровно ничего! Однажды мне
пришлось ужинать в обществе трех очень важных клиентов. Пока один из
моих компаньонов старательно перечислял им все страны, где находятся
филиалы нашей фирмы, я выискивал среди них ту страну, где могла бы
жить женщина, которую я ждал; я пытался представить себе улицы, по
которым она проходит, выйдя утром из дома. После ужина один из моих
сотрапезников, китаец, — только, пожалуйста, не спрашивай его имя! —
рассказал мне чудесное поверье. Оно гласит: если прыгнуть в середину
лужи, в которой отражается полная луна, ее дух тотчас перенесет вас к тем,
кого вам не хватает. Надо было тебе видеть лицо моего компаньона, когда
я прыгнул обеими ногами в водосток, забрызгав своего клиента с головы
до ног, так что вода стекала даже с его шляпы. Вместо того чтобы
извиниться, я объявил, что его трюк не сработал! Женщина, которую я
ждал, так и не появилась. Так что забудь про эти идиотские знаки, за них
цепляются лишь те, кто почему-то утратил веру в Бога.
— Не смей так говорить! — вскричала Джулия. — Когда я была
маленькая, я тысячи раз «прыгала в лужи», чтобы к вечеру ты вернулся
домой. А теперь слишком поздно морочить мне голову такими баснями.
Мое детство давным-давно прошло!
Энтони Уолш грустно взглянул на дочь. Джулия по-прежнему пылала
гневом. Она с грохотом отодвинула стул, встала и вышла из ресторана.
— Извините мою даму, — сказал он официанту, выкладывая на стол
несколько купюр. — Я думаю, это у нее от шампанского, в нем слишком
много пузырьков.