…Убийство президента Кеннеди стало самым трагическим событием

Заткнись!
— …того, что ты двадцать лет позволял убийце своей сестры ходить
безнаказанным…
— 
Я предупреждаю тебя!
— Он взвел курок револьвера.
Я ударил себя в грудь.
— Давай. Сделай хоть это. Все услышат выстрел, приедет полиция. Даннинг
увидит, какая тут суета, и уйдет, а в Шоушенк отправишься 
ты
. Готов спорить, там
тоже есть фабрика. И ты сможешь работать на ней за пятак в час, а не за бакс и
двадцать центов. Только тебе это 
понравится
, потому что не придется объяснять
себе, почему ты все эти годы не ударил палец о палец. Будь твоя сестра жива, она
плюнула
бы теб…
Он вытянул руку вперед, намереваясь вдавить ствол револьвера мне в грудь, но
споткнулся о штык. Я ударил по револьверу ладонью, и грохнул выстрел. Пуля
вошла в землю в каком-то дюйме от моей ноги, потому что камешки задели
брючину. Я схватил револьвер и наставил на Теркотта, готовый выстрелить, если он
потянется за штыком.
Но он просто привалился к стене гаража, прижав к левой половине груди обе
руки, у него в горле клокотало.
Где-то неподалеку — на Коссат, не на Уаймор — закричал мужчина:
— Забава забавой, детки, но если кто-нибудь еще раз взорвет «вишневую
бомбу», я позвоню копам. И это не шутка!
Я облегченно вздохнул. Теркотт — тоже, прерывисто, с икотой. Продолжая
издавать клокочущие звуки, он сползал по стене гаража, пока не распластался на
гравии. Я взял штык, подумал о том, чтобы засунуть за пояс, и решил, что только
порежу ногу, когда буду ломиться сквозь изгородь: прошлое старалось изо всех сил.
Отбросил штык в темноту двора, услышал, как он обо что-то стукнулся. Может, о
стенку конуры с гордым названием «ДОМ ВАШЕЙ СОБАКИ».
— «Скорая помощь», — прохрипел Теркотт. Его глаза блестели, возможно, от
слез. — Пожалуйста, Амберсон. Очень больно.
«Скорая помощь». Хорошая идея. И повод для смеха. Пробыв в Дерри — в
пятьдесят восьмом году — почти два месяца, я все равно сунул руку в правый
карман брюк, в котором всегда носил мобильник, если не надевал пиджак. Мои
пальцы нащупали мелочь и ключи от «санлайнера».
— Извини, Теркотт. Ты родился не в ту эпоху. Откуда угодно «скорую» не
вызвать.
— Что?

---

Согласно «Булове», Америка только-только начала смотреть «Новые
приключения Эллери Куина».
— Держись, — ответил я и полез сквозь изгородь, выставив перед собой
свободную руку, чтобы защитить глаза от колющих ветвей.
11 
Посреди двора Даннингов я споткнулся о песочницу и растянулся в полный
рост, оказавшись лицом к лицу с пустоглазой куклой, на которой была только
диадема. Револьвер вылетел из руки. Стоя на четвереньках, я принялся искать его,
думая, что никогда не найду, что упрямое прошлое подложило мне еще одну
свинью. Нет, поросенка, в сравнении с желудочным гриппом и Биллом Теркоттом,
но очень уж не вовремя. Револьвер я заметил, он лежал на краю трапециевидного
светового пятна, отбрасываемого на землю кухонным окном, и в тот же момент
услышал шум автомобиля, который ехал по Коссат-стрит. Не ехал — мчался. Ни
один водитель в здравом уме не стал бы так гнать на улице, где, несомненно, хватало
детей в масках и с пакетами для сладостей. Я знал, кто это, еще до того, как
автомобиль остановился, взвизгнув тормозами.
В доме 379 по Коссат-стрит Дорис Даннинг сидела на диване рядом с Троем,
тогда как Эллен носилась по комнате в наряде индейской принцессы: ей не
терпелось отправиться на охоту. Трой только что сказал, что поможет съесть
сладости, которые она, Тагга и Генри принесут домой. Эллен ответила: «Нет, ты не
поможешь, надевай хэллоуинский костюм и иди сам собирать сладости». Все,
конечно, засмеялись, даже Гарри, ушедший в ванную: от волнения ему очень
захотелось отлить. Потому что Эллен, как и настоящая Люсиль Болл, умела смешить
людей.
Я схватил револьвер. Он вывалился из скользких от пота пальцев. Голень
визжала от боли — я приложился ею о бортик песочницы. С другой стороны дома
хлопнула автомобильная дверь, раздались быстрые шаги по бетонной дорожке. Я
помню, как подумал: 
Запирай дверь, мама, не только от своего вспыльчивого мужа;
сам Дерри идет к тебе в гости.
Я вновь схватил револьвер, поднялся, покачиваясь на ставших ватными ногах,
едва не упал, все-таки устоял и побежал к двери черного хода. На пути лежала
крышка подвального люка. Я обогнул ее, убежденный, что она провалится под моим
весом. Воздух вдруг превратился в сироп, будто тоже стремился задержать меня.
Даже если ради этого мне придется умереть,
думал я. 
Если я умру, и Освальд
добьется своего, и погибнут миллионы. Даже тогда. Потому что это здесь и
сейчас. Потому что они настоящие.
Дверь черного хода могли запереть. Собственно, я в этом совершенно не
сомневался и чуть не свалился с заднего крыльца, когда повернул ручку и дверь
распахнулась мне навстречу. Я вошел на кухню, где еще пахло тушеным мясом,
которое миссис Даннинг приготовила на «Хотпойнте». Раковину наполняла грязная
посуда. На столешнице я увидел соусник и миску с холодной лапшой. Из телевизора
доносилась тревожная, будоражащая скрипичная музыка. Кристи называла такую

---

«убийственной». Очень уместная. Также на столешнице лежала резиновая маска
чудовища Франкенштейна, которую хотел натянуть на себя Тагга, отправляясь
предлагать сладость или гадость. С маской соседствовал бумажный пакет с жирной
надписью черным карандашом: