…Убийство президента Кеннеди стало самым трагическим событием

и оставь меня в
покое
!
— Договорились. — Я все еще приходил в себя после внезапного столкновения,
и оставшийся адреналин смешивался с жалостью… не говоря уже о раздражении. То
же раздражение я испытывал по отношению к Кристи, когда приходил домой и
обнаруживал, что она опять пьяна в дым, несмотря на все обещания встать на путь
исправления и не сходить с него, раз и навсегда отказавшись от спиртного. Коктейль
из этих чувств да еще тепло сентябрьского дня привели к тому, что меня замутило.
Не лучшее начало спасательной операции.
Я подумал о «Кеннебек фрут», о том, до чего же хорош тамошний рутбир.
Буквально увидел клуб пара, вырвавшийся из морозильника, когда Фрэнк Аничетти-
старший открыл дверцу, чтобы достать большую кружку. Да, вот где царила
блаженная прохлада. И я без дальнейшего промедления двинулся в этом
направлении, а мой новый, но тщательно состаренный по краям портфель колотил
меня по коленке.
— Эй! Эй, как тебя там!
Я обернулся. Алкаш поднимался, опираясь рукой о стену сушильного сарая. Он
схватил шляпу и теперь прижимал к животу. Начал лихорадочно ощупывать ее
свободной рукой.
— У меня желтая карточка из зеленого дома, так что дай мне бакс, козел.
Сегодня — день двойной выплаты.
Мы вернулись в привычную колею. Это успокаивало. Тем не менее мне не
хотелось подпускать его слишком близко. Я опасался напугать его или
спровоцировать еще одну атаку. Остановился в шести футах и вытянул руку.
Монета, которую дал мне Эл, блестела на ладони.
— Бакс дать не могу, но вот половина.

---

Он замялся, теперь держа шляпу в левой руке.
— Даже не проси отсосать.
— Соблазнительно, но я устою.
— Чё? — Он перевел взгляд с монеты на мое лицо, снова на монету. Поднял
правую руку, чтобы стереть слюну с подбородка, и я заметил еще одно отличие от
моего прежнего визита в прошлое. Ничего катастрофического, но я задался
вопросом, а так ли прав Эл, утверждая, что всякий раз происходит сброс на ноль.
— Мне без разницы, возьмете вы ее или нет, но определитесь побыстрее. У
меня полно дел.
Он схватил монету и тут же отбежал обратно, к стене сушильного сарая. Его
глаза стали большими и влажными. На подбородке вновь заблестела слюна. Ничто в
мире не сравнится с обаянием окончательно спившегося алкаша. Не могу понять,
почему «Джим Бим», «Сигрэмс» и «Крепкий лимонад Майка» не используют их в
журнальной рекламе. «Выпей „Бима“ и увидишь та-а-акие глюки!»
— Ты кто? Что ты здесь делаешь?
— Надеюсь, что работаю. Послушайте, вы не обращались к АА с вашей
маленькой проблемой по части вы…
— Отвали, Джимла!
Я понятия не имел, что такое джимла, но «отвали» он произнес громко и
отчетливо. Я направился к воротам, ожидая, что вдогонку он еще о чем-нибудь
спросит. В прошлый раз не спросил — однако эта встреча определенно отличалась
от предыдущей.
Потому что на этот раз я имел дело не с Желтой Карточкой, ох не с Желтой.
Когда он поднимал руку, чтобы вытереть подбородок, я заметил, что карточка,
которую он зажимал пальцами, изменила цвет.
Она осталась грязной, но из желтой превратилась в ярко-оранжевую.
2 
Я пересек автомобильную стоянку, вновь, на удачу, похлопал рукой по
багажнику красно-белого «плимута-фьюри». Чувствовал, что удача мне определенно
потребуется. Миновал железнодорожные пути, опять услышав «чух-чух»
настоящего поезда, только расстояние до него определенно увеличилось, потому что
на этот раз общение с Желтой Карточкой — точнее, с Оранжевой — чуть затянулось.
В воздухе стояла фабричная вонь, мимо проехал тот же автобус. Припозднившись, я
не смог прочесть название маршрута, но помнил его с прошлого раза:
«ЛЬЮИСТОНСКИЙ ЭКСПРЕСС». Интересно, сколько раз Эл видел этот самый
автобус, с этими самыми пассажирами за окнами?
Я поспешил на другую сторону улицы, разгоняя рукой сизое облако выхлопных
газов. Поклонник рокабилли стоял на своем посту у двери, и я подумал, а что будет,
если обратиться к нему его же словами. Но вовремя сообразил, что только запугаю
его, как алкаша у стены сушильного сарая. Если крадешь у таких подростков

---

секретный язык, у них мало что остается. А этот не мог вернуться домой и усесться
за «Иксбокс». Поэтому я просто кивнул.
Он кивнул в ответ.
— Хай-йо, чувак.
Я вошел. Звякнул колокольчик. На этот раз я проследовал мимо стойки с
дешевыми комиксами к прилавку с газировкой, за которым стоял Фрэнк Аничетти.
— Что я могу вам предложить, мой друг?
На мгновение я запнулся, потому что в прошлый раз он начал с другой фразы.
Потом понял, что иначе и быть не могло. В прошлый раз я взял со стойки газету. В
этот — нет. Может, каждое возвращение в 1958 год действительно сбрасывало все
на ноль (за исключением Желтой Карточки), но когда ты впервые что-то менял, все
как бы начиналось с чистого листа. Идея и пугала, и раскрепощала.
— Я бы не отказался от рутбира, — ответил я.
— И я бы не отказался от покупателя, так что мы можем помочь друг другу. За
пять центов или за десять?
— Полагаю, за десять.
— Что ж, полагаю, вы полагаете правильно.
Из морозильника появилась покрытая изморозью кружка. Он воспользовался
ручкой деревянной ложки, чтобы снять пену. Долил кружку до края и поставил
передо мной. Все как в прошлый раз.
— С вас дайм, плюс один цент для губернатора.
Я протянул старинный доллар Эла, а пока Фрэнк Один-Ноль набирал сдачу,
оглянулся — и увидел Желтую Карточку, стоявшего напротив винного магазина —