обычный человек
.
— То же самое можно сказать об Освальде. Ничтожество, стрелявшее из
укрытия. А из сочинения Гарри Даннинга следует, что его отец — всего лишь
злобный пьяница с молотком.
— Теперь он не пьяница. Умер от острого желудочного отравления в
Шоушенкской тюрьме. Возможно, паленый самогон. Это…
— Я знаю, что такое самогон. Видел не раз, когда служил на Филиппинах. И
пил, к сожалению. Но Даннинг еще будет жив, когда ты туда попадешь. И Освальд
тоже.
— Эл… Я знаю, ты болен, и знаю, что боль не отпускает тебя. Но ты можешь
поехать со мной в закусочную? Я… — В первый и последний раз я воспользовался
его любимым словечком: — Дружище, я не хочу делать первый шаг в одиночестве.
Я боюсь.
— Не пропустил бы ни за какие коврижки. — Он сунул руку под мышку и
поднялся с гримасой, вжавшей губы в десны. — Возьми портфель. Я пока оденусь.
8
Без четверти восемь Эл отпер дверь серебристого трейлера, дома знаменитого
толстобургера. Сверкающие хромом краны над стойкой казались призрачными.
Высокие табуреты перед стойкой словно шептали:
Никто больше на нас не сядет
.
Большие старомодные сахарницы-шейкеры отвечали им:
Никто больше не
насыплет из нас сахар — праздник закончился.
— Дорогу «Эл-Эл Бину», — прокомментировал я.
— Совершенно верно, — кивнул Эл. — Победное шествие гребаного
прогресса.
Он выдохся, жадно хватал ртом воздух, но не остановился. Обойдя стойку,
повел меня к двери кладовки. Я следовал за ним, перекидывая портфель с
атрибутами моей новой жизни из одной руки в другую. Старомодный портфель, с
пряжками. Если бы я пришел с таким в мой класс в ЛСШ, большинство учеников
рассмеялось бы. И только некоторые — с более тонким вкусом — зааплодировали
бы этой ретровещице.
Эл открыл дверь к запахам овощей, пряностей, кофе. Вновь поднял руку над
моим плечом, чтобы включить свет. Я уставился на серый линолеум, как на бассейн,
кишащий голодными акулами, а когда Эл хлопнул меня по плечу, подпрыгнул.
— Извини, но ты должен это взять. — Он протянул мне монету в пятьдесят
центов. Полбакса. — Человек с желтой карточкой, помнишь его?
— Естественно. — На самом деле я совершенно о нем забыл. Мое сердце
билось так сильно, что, казалось, заставляло пульсировать глазные яблоки. Язык
вкусом напоминал кусок старого ковра, а беря монету, я чуть не выронил ее.
Напоследок Эл оценивающе оглядел меня.
— Пока джинсы сойдут, но ты должен заглянуть в «Мужскую одежду Мейсона»
на Главной улице и купить брюки, прежде чем отправишься на север.
«Пендлтоны»
[39]
или твилы цвета хаки — на каждый день. Бан-лон
[40]
— для
выходов в свет.
— Бан-лон?
— Просто спроси, они знают. Тебе понадобятся рубашки. И вероятно, костюм.
А также галстуки и зажим для галстука. Купи себе шляпу. Не бейсболку, а красивую
летнюю шляпу.
Из уголков его глаз сочились слезы. И они напугали меня сильнее, чем все, что
он мне наговорил.
— Эл? Что не так?
— Я просто испуган, как и ты. Но давай обойдемся без трогательной сцены
прощания. Если ты вернешься, то будешь здесь через две минуты, сколько бы ни
провел в пятьдесят восьмом году. Этого времени мне хватит лишь для того, чтобы
включить кофеварку. Если сработает, мы выпьем по чашке, и ты мне все
расскажешь.
Если. Какое важное слово.
— Можешь заодно прочитать молитву. Уложишься в две минуты?
— Конечно. Я помолюсь о том, чтобы все прошло гладко. Не слишком
изумляйся тому, где ты, и ни на секунду не забывай, что имеешь дело с опасным
человеком. Возможно, более опасным, чем Освальд.
— Я буду осторожен.
— Хорошо. Рот старайся не открывать, пока не освоишь тамошний жаргон и не
обвыкнешься. Поспешай не торопясь. Не гони волну.
Я попытался улыбнуться, но не уверен, что у меня получилось. Портфель вдруг
стал очень тяжелым, словно в нем лежали камни, а не деньги и фальшивые
документы. Я подумал, что сейчас рухну в обморок. И однако, Бог свидетель, какая-
то часть меня хотела отправиться туда. Ей просто
не терпелось
отправиться туда. Я
хотел увидеть США из кабины «шевроле». Америка приглашала в гости.
Эл протянул исхудавшую, трясущуюся руку.
— Удачи тебе, Джейк. Да благословит тебя Бог.
— Ты хотел сказать, Джордж.
— Джордж, точно. А теперь иди. Как тогда говорили, тебе пора сваливать.
Я повернулся и медленно пошел в кладовку, напоминая человека, который в
темноте пытается нащупать верхнюю ступеньку лестницы.
На третьем шаге я ее нащупал.
Do'stlaringiz bilan baham: |