…Убийство президента Кеннеди стало самым трагическим событием

Часть II 
Отец уборщика 

---

Глава 5 
1 
Я прошел вдоль стены сушильного сарая, как и прежде. Нырнул под цепь, на
которой висела табличка с той же надписью: 
«ПРОХОД ЗАПРЕЩЕН ДО
ЗАВЕРШЕНИЯ РЕМОНТА СТОЧНОЙ ТРУБЫ»
. Как и в прошлый раз, обогнул
угол большого зеленого куба, и тут что-то врезалось в меня. Для своего роста я
недостаточно тяжел, но кое-какое мясо на костях наросло («Ветром тебя не
унесет», — говаривал мой отец), и все-таки Желтая Карточка едва не сшиб меня с
ног. Словно на меня напало черное пальто, полное машущих крыльями птиц. Алкаш
что-то прокричал, но от неожиданности (не от страха, испугаться я просто не успел)
я не разобрал ни слова.
Я оттолкнул его, и он врезался в стену сушильного сарая, полы пальто
развевались вокруг его ног. Послышался гулкий удар — он приложился затылком к
металлу, — и грязная шляпа свалилась на землю. Сам алкаш последовал за шляпой,
даже не рухнул, а сложился, как аккордеон. Я пожалел о содеянном еще до того, как
сердце успело замедлить свой бег, и пожалел еще больше, когда он поднял шляпу и
начал отряхивать с нее пыль. Отчистить шляпу не представлялось возможным, да и
его, судя по всему, тоже.
— Вы в порядке? — спросил я и наклонился, чтобы прикоснуться к его плечу, а
он пополз от меня вдоль стены сушильного сарая, отталкиваясь руками и скользя на
заднице. Мне бы хотелось сказать, что он напоминал покалеченного паука, но это
неправда. Он напоминал алкаша, пропившего последние мозги. Человека, которому
до смерти было рукой подать, как Элу Темплтону, ведь полвека тому назад Америка
не 
могла 
предложить 
ему 
подобным 
благотворительные 
ночлежки 
и
реабилитационные центры. Госпиталь для ветеранов принял бы его, если в свое
время он носил форму, но кто доставил бы его в госпиталь? Вероятно, никто, хотя
какой-нибудь фабричный мастер мог бы вызвать копов. Те посадили бы его в
вытрезвитель на сутки или двое. Если бы он не умер в камере от белой горячки, его
бы выпустили, чтобы он пошел на следующий круг. Я пожалел, что здесь нет моей
бывшей. Она нашла бы собрание АА и взяла бы его с собой. Да только до рождения
Кристи оставался двадцать один год.
Я зажал портфель ногами и протянул к нему руки, чтобы показать, что они
пусты, но он отполз еще дальше вдоль стены. Слюна блестела на его заросшем
щетиной подбородке. Я огляделся, чтобы убедиться, что мы не привлекаем
внимания, увидел, что в этой части двора никого нет, и предпринял еще одну
попытку.
— Я толкнул вас только потому, что вы застали меня врасплох.
— Ты, нах, хто? — спросил он, и голос его менял громкость в диапазоне пяти
регистров. Если бы я не слышал этот вопрос во время первого визита сюда, не понял
бы, о чем он спрашивает… И хотя язык у него по-прежнему заплетался, мне
показалось, что интонации изменились. Я бы не стал в этом клясться, но такое
ощущение возникло. 
Вреда от него никакого, но он не похож на остальных,
сказал

---

Эл. 
Словно что-то знает.
По мнению Эла, причина заключалась в том, что в
одиннадцать часов пятьдесят восемь минут 9 сентября 1958 года алкаш грелся на
солнышке слишком уж близко от «кроличьей норы» и ощущал на себе ее
воздействие. Точно так же, как можно вызвать помехи на экране телевизора, поднеся
к нему работающий миксер. Может, Эл правильно определил причину. А может,
черт возьми, повышенная чувствительность определялась избытком выпитого.
— Да никто, — ответил я успокаивающим голосом. — Для вас это не имеет
никакого значения. Меня зовут Джордж. А вас?
— Хрен моржовый! — фыркнул он, продолжая отползать. Если это было его
имя, встречалось оно крайне редко. — Не должно тебя здесь быть.
— Не волнуйтесь, я уже ухожу. — Я взял портфель в руку, чтобы
продемонстрировать, что слова у меня не расходятся с делом, а он по уши втянул
голову в костлявые плечи. Словно решил, что я сейчас запущу в него портфелем. Он
напоминал пса, которого били так часто, что он и не ожидал ничего другого. — Все
хорошо, никаких обид, лады?
— Убирайся отсюда, ублюдок. Проваливай, откуда явился,