Мы знаем секрет,
говорили
они.
Мы собираемся стать знаменитыми, особенно одно из нас, в юго-восточном
углу на шестом этаже. Мы собираемся стать знаменитыми, и ты не сможешь
нам в этом помешать.
От здания определенно веяло угрозой. Только ли у меня
сложилось такое впечатление? Я обратил внимание, что несколько человек перешли
на другую сторону улицы Вязов перед тем, как пройти мимо Хранилища, и решил,
что нет. Ли сейчас находился в здании, и я не сомневался, что во многом наши
мысли совпадали.
Смогу ли я это сделать? Сделаю ли? В этом ли мое
предназначение?
Роберт больше не твой брат,
думал я.
Теперь я твой брат, Ли, брат по
оружию. Ты просто этого не знаешь.
За Хранилищем учебников, на грузовой станции, взревел двигатель. Стайка
полосатохвостых голубей поднялась в воздух, какое-то время покружила над
рекламой «Хертц» на крыше Хранилища, а потом полетела к Форт-Уорту.
Убей я его до двадцать второго, Кеннеди остался бы в живых, но я наверняка
угодил бы в тюрьму или психиатрическую лечебницу на двадцать или тридцать лет.
А если бы я убил его двадцать второго? В тот самый момент, когда он собирал бы
винтовку?
Столь долгое ожидание таило в себе огромный риск, и раньше я всеми силами
старался его избежать, но теперь думал, что смогу это сделать. Более того, это мой
единственный шанс избежать наказания. Конечно, при таком раскладе мне бы очень
помог напарник, но доверял я только Сейди, а ее не хотел втягивать ни при каких
обстоятельствах. Даже в том случае, если бы Кеннеди пришлось умереть или мне
сесть в тюрьму. Ей и так досталось.
Медленным шагом я двинулся в обратный путь. Обернувшись, бросил
последний взгляд на Техасское хранилище школьных учебников. Оно смотрело на
меня. Я в этом не сомневался. И разумеется, развязка могла наступить только здесь,
представлять что-то еще я мог только по глупости. Меня тянуло к этой кирпичной
громадине, как корову на скотобойне — вниз по желобу.
14
11.20.63 (Среда)
Я резко проснулся на заре, вырвавшись из какого-то сна, с гулко бьющимся
сердцем.
Она знает.
Знает что?
Что ты лжешь ей обо всем, чего, по твоим словам, не помнишь.
— Нет, — вырвалось у меня. Голос со сна осип.
Да. Она сознательно сказала тебе, что уедет после шестого урока. Не хотела,
чтобы ты знал о ее планах уехать гораздо раньше. Она не хочет, чтобы ты узнал,
до ее появления здесь. Очень возможно, что она уже едет сюда. Появится, когда
утреннее занятие лечебной физкультурой будет в самом разгаре.
Я не хотел в это верить, но чувствовал, что так оно и есть.
Так куда мне идти? Я сидел на кровати в первом свете зари, полностью отдавая
себе отчет, что вариант у меня только один. И мое подсознание давно это знало.
Прошлое резонирует, отражается эхом.
Но сначала мне предстояла одна работенка — сесть за пишущую машинку.
Неприятная работенка.
15
20 ноября 1963 г.
Дорогая Сейди!
Я тебе лгал. Думаю, какое-то время ты это подозревала. Думаю, сегодня
ты собиралась приехать раньше обещанного. Вот почему ты увидишь меня снова
лишь после намеченного на послезавтра визита ДФК в Даллас.
Если все пройдет, как я надеюсь, нас будет ждать долгая и счастливая
жизнь в другом месте. Поначалу оно покажется тебе странным, но ты
привыкнешь. Я тебе помогу. Я люблю тебя и именно поэтому не могу позволить
тебе принять в этом участие.
Пожалуйста, верь мне, пожалуйста, прояви терпение и, пожалуйста, не
удивляйся, если прочитаешь мое имя и увидишь мою фотографию в газетах, —
если все пойдет, как я планирую, этого скорее всего не избежать. И главное,
не пытайся меня найти.
Со всей любовью,
Джейк.
P.S. Лучше сожги это письмо.
16
Я запаковал свою жизнь в ипостаси Джорджа Амберсона в багажник «шеви» с
характерными задними плавниками, напоминающими крылья чайки, сунул в щель
между дверью и косяком записку для инструктора по лечебной физкультуре и уехал
с тяжелым сердцем, в тоске по дому. Сейди покинула Джоди даже раньше, чем я
предполагал, — до рассвета. Я уехал из «Эден-Фоллоус» в девять. Ее «жук»
остановился у тротуара в четверть десятого. Она прочитала записку для
инструктора, вошла, открыв дверь ключом, который я ей дал. На каретке пишущей
машинки лежал конверт с ее именем на лицевой стороне. Она вскрыла его,
прочитала письмо, села на диван перед выключенным телевизором и заплакала. Она
все еще плакала, когда пришла инструктор по лечебной физкультуре… но сожгла
письмо, как я и просил.
17
Мерседес-стрит затихла под обложенным облаками небом. Девочек-
попрыгуний я не увидел, они были в школе, вероятно, внимательно слушали рассказ
учительницы о грядущем визите президента, но табличка «СДАЕТСЯ», как я и
ожидал, вновь висела на шатких перилах крыльца. С номером телефона. Я поехал на
автомобильную стоянку у склада «Монтгомери уорд» и позвонил по телефону-
автомату, стоявшему рядом с погрузочной площадкой. Нисколько не усомнился,
услышав: «Да, это Мерритт», — что говорю с тем самым человеком, который сдал
дом 2703 Ли и Марине. Я буквально видел его стетсон и кричаще расшитые сапоги.
Я объяснил ему, что мне нужно, и он рассмеялся, не веря своим ушам.
— Я не сдаю на неделю. Это хороший дом, приятель.
— Это лачуга. Я был в ней, так что знаю.
— Подождите мин…
— Нет, сэр, это вы подождите. Я дам вам пятьдесят баксов, чтобы провести в
этой дыре уик-энд. Это почти месячная аренда, и в понедельник вы сможете вновь
вывесить на крыльце свою табличку.
— А почему бы вам?..
— Потому что из-за приезда Кеннеди все отели Далласа и Форт-Уорта забиты.
Я проехал долгий путь, чтобы увидеть его, и не собираюсь проводить ночь в
Ярмарочном парке или в Дили-плазе.
Я услышал, как щелкнула поднесенная к сигарете зажигалка. Мерритт
обдумывал мои слова.
— Время уходит. Тик-так.
— Как вас зовут, приятель?
— Джордж Амберсон. — Я уже жалел, что не вселился в дом без звонка. Уже
собирался это сделать, но подумал, что приезд патрульной машины полицейского
управления Форт-Уорта ни к чему хорошему не приведет. Я сомневался, что
обитателей Мерседес-стрит, где по праздникам иногда взрывали куриц, волновали
скваттеры, но лучше перестраховаться, чем потом рвать на себе волосы. Теперь я не
ходил вокруг карточного домика — жил в нем.
— Встретимся перед домом через полчаса. Максимум через сорок пять минут.
— Я буду в доме, — ответил я. — У меня есть ключ.
Вновь пауза.
— Где вы его взяли?
Я не собирался выдавать Айви, пусть она теперь жила в Мозеле.
— У Ли. Ли Освальда. Он дал мне его, чтобы я мог поливать комнатные
растения.
— У этого маленького говнюка были комнатные растения?
Я повесил трубку и вернулся к дому 2703. Мой временный арендодатель,
возможно, подгоняемый любопытством, прибыл в своем «крайслере» буквально
через пятнадцать минут. В стетсоне и расшитых сапогах. Я сидел в гостиной,
вслушиваясь в разговоры призраков людей, которые прежде здесь жили. Они все
стремились выговориться.
Мерритт хотел побольше узнать об Освальде — тот действительно чертов
коммунист? Я ответил, что нет, хороший парень из Луизианы и теперь работает в
доме, чьи окна выходят на улицу, по которой в пятницу предстоит проехать
президентскому кортежу. Сказал, что собираюсь попросить Ли позволить мне
насладиться зрелищем, стоя рядом с ним.
— Гребаный Кеннеди! — Мерритт чуть не кричал. — Вот уж кто точно
коммунист. Кто-то должен пристрелить этого сукина сына, пока он не натворил бед.
— Хорошего вам дня. — Я открыл дверь.
Он ушел, но в скверном настроении. Привык к тому, что арендаторы ходят
перед ним на задних лапках. Пройдя несколько шагов по крошащейся бетонной
дорожке, повернулся.
— Все оставите в полном порядке, как и было, слышите?
Стоя на пороге, я оглядел гостиную: вытертый ковер, осыпающаяся штукатурка,
продавленное кресло.
— Будьте уверены.
Сел и попытался вновь настроиться на волну призраков: Ли и Марины,
Маргариты и де Мореншильдта. Вместо этого разом провалился в сон, как со мной
теперь случалось. Пробуждаясь, услышал пение и решил, что оно долетает из сна.
—
Do'stlaringiz bilan baham: |