…Убийство президента Кеннеди стало самым трагическим событием

Глава 25 
1 
Утром пятого августа я оставался с Сейди, пока ее не положили на каталку,
чтобы увезти в операционную, где уже ждал доктор Эллертон с другими хирургами,
которых хватило бы на баскетбольную команду. Глаза Сейди блестели от вколотого
успокоительного.
— Пожелай мне удачи.
Я наклонился и поцеловал ее.
— Всей удачи этого мира.
Спустя три часа ее прикатили в палату — ту самую палату, с той самой
картиной на стене, тем самым отвратительным низким унитазом, — крепко спящую
и похрапывающую, со свежей повязкой на левой стороне лица. Ронда Макгинли,
медсестра с плечами футболиста, позволила мне остаться, пока Сейди не очнется,
пойдя на серьезное нарушение инструкций. В Стране прошлого часы посещений
соблюдались строго. Исключение делалось лишь для того, к кому старшая медсестра
проникалась теплыми чувствами.
— Как ты? — спросил я, взяв Сейди за руку.
— Все болит. И я сонная.
— Так поспи еще, дорогая.
— Может, в следующий раз… — слова оборвались мягким «х-з-з-з-з-з-з», глаза
закрылись, но Сейди усилием воли открыла их вновь, — будет лучше. В твоем
месте.
Она отключилась, а у меня появилась пища для размышлений.
Когда я подошел к сестринскому посту, Ронда сказала, что доктор Эллертон
ждет меня в кафетерии.
— Мы оставим ее на эту ночь и, возможно, на завтрашний день, — сообщил
он. — Меньше всего нам хочется, чтобы началось какое-нибудь заражение (позже,
разумеется, я вспомнил об этом… вроде бы и забавно, но не так чтобы очень).
— Как все прошло?
— Как и ожидалось, но повреждения, нанесенные Клейтоном, очень серьезные.
В зависимости от заживления вторую операцию мы назначим на ноябрь или
декабрь. — Он закурил, затянулся, выпустил струю дыма. — У нас потрясающая
хирургическая бригада, и мы делаем все, что можем… но есть пределы.
— Да, я знаю. — Но я знал и кое-что еще: больше операций не будет. Во всяком
случае, здесь. В следующий раз, когда Сейди ляжет под нож, это будет совсем и не
нож. Это будет лазер.
В 
моем
месте.

---

2 
Когда экономишь на мелочах, обычно это выходит боком. Я отказался от
телефона в квартире на Нили-стрит, чтобы сократить расходы на восемь долларов в
месяц, а теперь он мне понадобился. Но в четырех кварталах от моего дома
находился небольшой магазинчик «У-Тоут-Эм». Телефонная будка стояла у двери
рядом с холодильным шкафом для колы. Номер де Мореншильдта я выписал на
полоску бумаги. Бросил в щель дайм и позвонил.
— Резиденция де Мореншильдта, чем я могу вам помочь? — Это не Джин.
Вероятно, служанка… И откуда у де Мореншильдтов такие деньги?
— Я хотел бы поговорить с Джорджем.
— Боюсь, он на работе, сэр.
Я достал ручку из нагрудного кармана.
— Вас не затруднит дать мне его телефон?
— Конечно, сэр. Си-Эйч-пять-шесть-три-два-три.
— Благодарю. — Я записал номер на тыльной стороне ладони.
— Могу я узнать, кто звонил, если вы не сможете с ним связаться, сэр?
Я повесил трубку. Меня вновь окутал холод. Этому я мог только порадоваться.
Если мне когда и требовалась холодная ясность ума, так это сейчас.
Я бросил в щель другой дайм, и на этот раз секретарша сообщила мне, что я
позвонил в «Сентрекс корпорейшн». Я сказал, что хочу поговорить с мистером де
Мореншильдтом. Она, разумеется, пожелала знать, а зачем мне это нужно.
— Передайте, что речь пойдет о Жан-Клоде Дювалье и Ли Освальде.
Передайте, что ему от этого разговора будет только польза.
— Ваше имя, сэр?
Паддентарю здесь не катило.
— Джон Леннон.
— Пожалуйста, подождите, мистер Леннон. Я посмотрю, свободен ли он.
Обошлось без музыкальной заставки, и я решил, что это скорее плюс, чем
минус. Привалился к горячей стене и прочитал надпись на табличке: «ЕСЛИ ВЫ
КУРИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА, ВКЛЮЧИТЕ ВЕНТИЛЯТОР». Я не курил, но включил
вентилятор. Не помогло.
В ухе щелкнуло, достаточно громко, чтобы я поморщился.
— Соединяю, мистер Ди.
— Алло? — Веселый, громкий, хорошо поставленный актерский голос. —
Алло? Мистер Леннон?
— Привет. Эта линия не прослушивается?

---

— Что вы?.. Разумеется, нет. Одну минуту. Я только закрою дверь.
Пауза. Потом голос вернулся.
— Так о чем речь?
— О Гаити, друг мой. И о нефтеносных участках.
— А при чем тут 
мсье
Дювалье и этот парень Освальд? — Никакой тревоги,
только веселое любопытство.
— Вы знаете их слишком хорошо, чтобы называть по фамилиям, — ответил
я. — Так что зовите по-простому, Бэби-Док и Ли. Почему нет?
— Я сегодня чертовски занят, мистер Леннон. Если вы не скажете мне, чем
вызван ваш звонок, боюсь, мне придется…
— Бэби-Док может одобрить выделение участков на Гаити, которые вам не
удается получить последние пять лет. Вам это известно. Он правая рука отца, он
руководит тонтон-макутами, и он первый в очереди на большое кресло. Вы ему
нравитесь, и нам вы нравитесь…
Теперь в голосе де Мореншильдта появился реальный человек.
— Говоря «нам», вы подразумеваете…
— Вы нравитесь нам всем, де Мореншильдт, но мы обеспокоены вашим
общением с Освальдом.
— Господи, я едва знаю этого парня! Я не видел его шесть или восемь месяцев.
— Вы виделись с ним в Пасхальное воскресенье. Вы привезли маленькой
девочке набивного кролика.
Очень долгая пауза.
— Действительно привез. Вылетело из головы.
— Вы забыли, что кто-то стрелял в Эдвина Уокера?
— Какое отношение это имеет ко мне? Или к моему бизнесу? — Его
недоуменная ярость вызывала почти абсолютное доверие. Ключевое слово —