Это значит, что в записях Эла об этом ничего нет, и знания я черпаю из курса
«История Америки», экзамен по которому сдавал чуть ли не двадцать лет назад.
Просто удивительно, что я помню так много.
— Мы установим блокаду Кубы, но на единственном русском корабле, который
досмотрим, обнаружатся только продукты и промышленные товары гражданского
назначения. Русские поднимут дикий шум, но к четвергу или пятнице сами
напугаются до смерти и начнут искать выход. Один из крупных русских дипломатов
станет инициатором тайной встречи с каким-то телевизионщиком. — И тут, как по
мановению волшебной палочки — такое со мной бывало при разгадывании
кроссвордов, — я вспомнил фамилию. Или почти вспомнил. — Его зовут Джон
Скейлари… или вроде того…
— Скейли? Ты говоришь о Джоне Скейли, репортере новостной редакции Эй-
би-си?
— Да, о нем. Это произойдет в пятницу или субботу, когда все остальные,
включая твоего бывшего и твоего приятеля из Йеля, будут ждать команды сунуть
голову между ног и на прощание поцеловать жопу.
Она порадовала меня смехом.
— Этот русский скажет что-то вроде… — Тут я заговорил с русским акцентом.
Освоил его, слушая жену Ли. А может, Бориса и Наташу из «Рокки и
Буллвинкля». — «Перредайте своему пррезиденту, что мы хотим выйти из этого с
честью. Вы соглашаетесь убррать ваши ядеррные рракеты из Туррции. Вы обещаете
никогда не вторргаться на Кубу. Мы говоррим „хорошо“ и забирраем рракеты с
Кубы». Именно так и будет, Сейди.
Теперь она не смеялась. Смотрела на меня глазами-блюдцами.
— Ты все это выдумываешь, чтобы поднять мне настроение.
Я промолчал.
— Ты не выдумываешь, — прошептала она. — Ты действительно в это веришь.
— Нет, — покачал я головой. — Я это знаю. Большая разница.
— Джордж…
никто
не знает будущего.
— Джон Клейтон утверждает, что знает, и ты
ему
веришь. Роджер из Йеля
утверждает, что знает, и ему ты тоже веришь.
— Ты к нему ревнуешь, верно?
— Ты чертовски права.
— Я никогда с ним не спала. И не хотела. — И после паузы добавила
совершенно серьезно: — Никогда не лягу в одну кровать с мужчиной, который
выливает на себя так много одеколона.
— Рад слышать. Я все равно ревную.
— Могу я задать вопрос, откуда ты…
— Нет. Я на него не отвечу. — Возможно, мне не следовало говорить ей так
много, но я не мог остановиться. И если честно, при необходимости я бы все
повторил. — Но я скажу тебе кое-что еще. Ты сможешь это проверить через пару
дней. Эдлай Стивенсои русский представитель в ООН выступят перед
Генеральной Ассамблеей. Стивенсон покажет огромные фотографии пусковых
ракетных установок, которые русские строят на Кубе, и попросит русского
представителя объяснить, почему русские утверждают, что ничего там не строят.
Русский парень скажет что-то вроде: «Вам придется подождать, я не могу ответить,
не получив точного перевода вашего вопроса». И Стивенсон, который знает, что этот
парень владеет английским не хуже его, произнесет фразу, которая войдет во все
учебники по истории наряду с
«не стреляйте, пока не увидите белки их глаз»
Он скажет русскому парню, что готов ждать, пока не замерзнет ад.
Она с сомнением посмотрела на меня, повернулась к столику у кровати,
увидела прижженную пачку «Винстона» поверх горы окурков.
— Думаю, у меня закончились сигареты.
— Придется потерпеть до утра, — сухо ответил я. — Мне представляется, что
ты выкурила недельную норму.
— Джордж? — Голос звучал тихо и смиренно. — Ты останешься со мной на
ночь?
— Мой автомобиль припаркован на твоей…
— Если кто-то из особо любопытных соседей откроет рот, я объясню им, что ты
приехал повидаться со мной после речи президента, а потом двигатель не завелся.
С учетом того, как нынче работал двигатель «санлайнера», это объяснение
представлялось правдоподобным.
— Твоя внезапная озабоченность правилами приличия означает, что ты
перестала тревожиться об атомном Армагеддоне?
— Не знаю. Знаю только, что не хочу оставаться одна. Я готова заняться с тобой
любовью, если смогу этим удержать тебя, но не думаю, что мы получим
удовольствие. У меня
ужасно
болит голова.
— Ты не должна заниматься со мной любовью, милая. У нас же не деловые
отношения.
— Я не говорю…
— Ш-ш-ш. Я принесу тебе аспирин.
— И загляни на аптечный шкафчик, хорошо? Иногда я оставляю там пачку
сигарет.
Пачка нашлась, но к тому времени, когда Сейди сделала три затяжки —
сигарету раскурил ей я, — ее глаза осоловели и она задремала. Я взял сигарету из ее
пальцев и затушил о нижнюю часть склона Раковой горы. Потом обнял Сейди и лег
рядом с ней. Так мы и заснули.
10
Проснувшись при первых лучах зари, я обнаружил, что ширинка брюк
расстегнута и умелая рука исследует содержимое трусов. Повернулся к Сейди. Она
спокойно смотрела на меня.
— Мир пока на месте. Мы тоже. Приступай к делу. Только нежно. Голова все
еще болит.
Я выполнил ее просьбу и постарался растянуть удовольствие. Мы оба
старались растянуть удовольствие. В конце она вскинула ноги, и ее ногти вонзились
в мои лопатки. Это означало:
О дорогой, о Господи, о милый.
— Кем угодно, — шептала она, и от ее дыхания я содрогался, кончая. — Ты
можешь быть кем угодно, делать что угодно, только скажи, что ты останешься. И что
все еще любишь меня.
— Сейди… я и не переставал тебя любить.
11
Мы позавтракали на кухне, прежде чем я вернулся в Даллас. Я сказал, что
действительно перебрался в Даллас и, хотя еще не поставил себе телефон, сообщу
ей мой новый номер, как только он у меня появится.
Она кивнула, повозила по тарелке яичницу.
— Я поступлю, как и говорила. Не буду больше задавать вопросы о твоих
делах.
— Наилучший вариант. Не спрашивай — и не услышишь.
— Что?
— Не важно.
— Только скажи мне еще раз, что делаешь доброе дело.
— Да, — кивнул я. — Я из хороших парней.
— Но когда-нибудь ты сможешь мне рассказать?
— Надеюсь. Эти фотографии, которые он прислал…
— Я разорвала их этим утром. Больше не хочу о них говорить.
— Мы и не будем. Но я хочу, чтобы ты подтвердила, что никаких других
контактов, за исключением письма, у тебя с ним не было. Что сюда он не приезжал.
— Не приезжал. И письмо, если судить по штемпелю, отправлено из Саванны.
Я это заметил. Но заметил и другое: со дня отправления прошло почти два
месяца.
— Он не из тех, кто способен на непосредственную конфронтацию. Умом он
смел, но по натуре трус.
Я решил, что это логичный вывод. Послать такие фотографии — классический
пример пассивно-агрессивного поведения. Однако Сейди не сомневалась, что
Клейтон не узнает, где она работает и живет, и в этом ошиблась.
— Поведение людей с неуравновешенной психикой предсказать трудно,
дорогая. Если увидишь его, немедленно позвони в полицию, хорошо?
— Да, Джордж. — В голосе слышалось раздражение. — Мне нужно задать тебе
один вопрос, и больше мы не будем к этому возвращаться, пока ты не сочтешь
нужным все мне рассказать. Если сочтешь.
— Хорошо. — Я уже пытался найти ответ на очевидный для меня вопрос,
готовый сорваться с ее губ:
Ты из будущего, Джордж?
— Он может показаться тебе безумным.
— Мы пережили безумную ночь. Спрашивай.
— Ты… — Она рассмеялась, потом начала собирать тарелки. Пошла с ними к
раковине и спросила, повернувшись ко мне спиной: — Ты человек? С планеты
Земля?
Я поднялся, подошел к ней, обнял, обхватив ладонями груди. Поцеловал в шею.
— Абсолютно, с пяток до макушки.
Она повернулась. Смотрела на меня очень серьезно.
— Могу задать еще один?
Я вздохнул.
— Валяй.
— Одеваться на работу мне надо минут через сорок. У тебя, случайно, нет еще
одного презерватива? Думаю, я нашла лекарство от головной боли.
Do'stlaringiz bilan baham: |