Мистер А! Миз Д! Мистер А! Миз Д!
Остальные участники шоу подхватили, к ним присоединились зрители, хлопая
в такт. Мы вышли на авансцену, рука об руку, и Биллингэм вновь запустил эту
чертову пластинку. Детки встали двумя рядами по обе стороны от нас, крича:
—
Танец! Танец! Танец!
Выбора нам не оставили, и хотя я не сомневался, что моя подруга
поскользнется на креме и сломает шею, мы станцевали идеально, впервые после
«Сейди Хокинс». В конце я сжал обе руки Сейди. Увидел ее короткий кивок —
давай, сделай это, я тебе доверяю
, — и в следующее мгновение она нырнула между
моих ног. Обе туфли улетели в первый ряд, юбка заскользила вверх по бедрам… но
Сейди уже вновь стояла на ногах, сначала протянув руки к зрителям, которые
обезумели, а потом к вымазанной кремом юбке, чтобы сделать реверанс.
Детки, оказывается, тоже приберегли туза, причем я уверен, что инициатором
выступил Майк Кослоу, пусть он сам держался в сторонке. Несколько кремовых
тортов остались за кулисами, и когда мы стояли на авансцене, купаясь в
аплодисментах, штук десять полетели в нас со всех сторон. Что творилось со
зрителями, словами уже не передать.
Сейди подтянула мое ухо к своему рту, вытерла мизинцем взбитый крем и
прошептала:
— Как ты можешь все это бросить?
9
Но этим шоу не закончилось. Дек и Эллен вышли на сцену, удивительным
образом лавируя между кремовых пятен и лепешек. Никому и в голову не пришло
запустить торт в них.
Дек поднял руки, призывая к тишине, а Эллен Докерти, выступив вперед,
заговорила четким и громким учительским голосом, легко перекрывшим разговоры
и смешки:
— Дамы и господа, за сегодняшним представлением «Джодийское гулянье»
последуют еще три.
Ее слова встретили громом аплодисментов.
— Это благотворительные представления, — продолжила Эллен, когда
аплодисменты стихли, — и я рада… да, я очень рада… сообщить вам, куда пойдут
вырученные средства. Прошлой осенью мы потеряли одного из наших лучших
учеников и скорбели о Винсенте Ноулсе, который так рано ушел от нас.
Теперь зал окутала мертвая тишина.
— Девушке, которую вы все знаете, одной из наших первых красавиц, в этой
аварии обезобразило лицо. Мистер Амберсон и мисс Данхилл договорились о
пластической операции, которую в этом июне сделают в Далласе Роберте Джулиане
Оллнат. Эта операция не будет стоить семье Оллнат ни цента. По словам мистера
Силвестера, казначея «Джодийского гулянья», одноклассники Бобби Джил — и этот
город — гарантировали, что все расходы на операцию будут полностью оплачены.
Какие-то мгновения они переваривали эти слова, а потом все, кто сидел,
вскочили. Аплодисменты ударили по ушам, как летний гром. Я нашел в толпе Бобби
Джил. Она плакала, закрыв лицо руками. Родители обнимали ее.
Так прошел вечер в маленьком городке, одном из тех, что расположены вдали от
главных автомобильных дорог, тех, на которые наплевать всем, за исключением
живущих в них людей. И это нормально, потому что
им
не наплевать. Я посмотрел
на рыдающую Бобби Джил. Посмотрел на Сейди. Ее волосы запачкал крем. Она
улыбалась. Как и я. Безмолвно, одними губами, она сказала:
Я люблю тебя,
Джордж.
Я так же безмолвно ответил:
Я тоже люблю тебя.
В тот вечер я любил их
всех — и себя, за то, что я среди них. Никогда не чувствовал себя более живым,
никогда так не радовался тому, что живой. Действительно, как я мог все это
оставить?
До полного разрыва с Сейди оставалось две недели.
10
Наступила суббота, день закупки продовольствия. У меня вошло в привычку
заезжать за Сейди, а потом мы вдвоем отправлялись в «Вайнгартенс» на шоссе 77.
Бок о бок катили наши тележки под музыку Мантовани, осматривали фрукты,
выбирали мясо по лучшей цене. Если речь шла о говядине или курятине, куски
предлагались на любой выбор. Мне это нравилось: после трех лет, проведенных в
прошлом, меня по-прежнему ошеломляли низкие цены.
Тот день я намеревался посвятить не только закупке продуктов. Хаззарды жили
в доме 2706 по Мерседес-стрит, в лачуге напротив и чуть левее двухэтажной
развалюхи, которую Ли Освальд вскоре намеревался сделать своим домом.
«Джодийское гулянье» отнимало у меня очень много времени, но весной я все равно
успел трижды побывать на Мерседес-стрит. Парковал мой «форд» в центре Форт-
Уорта и садился в автобус, курсировавший по Уинскотт-роуд, который
останавливался в полумиле от Мерседес-стрит. Отправляясь в эти поездки, я
надевал джинсы, ободранные высокие ботинки и выцветшую джинсовую куртку,
купленные на распродаже. Если бы спросили, я бы ответил, что ищу дешевое жилье,
потому что устроился ночным сторожем на «Техасскую листовую сталь» в западном
Форт-Уорте. Такая легенда превращала меня в заслуживающего доверие гражданина
(до тех пор, пока кто-нибудь не сочтет за труд проверить мои слова) и объясняла,
почему днем в доме тихо, а портьеры задернуты.
Во время моих прогулок по Мерседес-стрит к складу «Манки уорд» и обратно
(всегда со сложенной газетой, открытой на странице, где публиковались объявления
о сдаче квартир в аренду) я увидел и мистера Хаззарда, здоровяка лет тридцати
пяти, и двух его детей, с которыми отказывалась играть Розетта, и женщину с
застывшим лицом, которая при ходьбе подволакивала одну ногу. Однажды мама
Хаззарда, стоя у почтового ящика, подозрительно оглядела меня, когда я проходил
мимо по полоске твердой земли, служившей тротуаром, но ничего не сказала.
В ходе моей третьей разведывательной миссии я увидел старый ржавый
прицеп, стоявший позади пикапа Хаззарда. Он сам и дети грузили в него коробки,
тогда как старуха стояла рядом на только что зазеленевшей травке, опираясь на
трость, а перекошенное после инсульта лицо скрывало любые эмоции. Я бы
поставил на полнейшее безразличие. Уходил я безмерно счастливым. Хаззарды
съезжали. И после их отбытия рабочий парень по имени Джордж Амберсон
намеревался арендовать дом 2706. Теперь моя главная задача заключалась в том,
чтобы никому не дать себя опередить.
Я пытался найти наиболее надежный способ это сделать во время нашей
субботней поездки за продуктами. На одном уровне сознания я общался с Сейди,
отвечал на ее вопросы, откликался правильными репликами, подтрунивал над ней,
когда она провела слишком много времени в молочном отделе, вывез нагруженную
продуктами тележку на автомобильную стоянку, переложил все пакеты в багажник
«форда». Но проделывал все это на автопилоте, размышляя о том, как организована
сдача домов в аренду в Форт-Уорте, и, как выяснилось, прокололся. Не обращал
внимания на слова, которые слетали с моих губ, а это опасно, если ведешь двойную
жизнь.
По дороге к дому Сейди, когда она спокойно (слишком спокойно) сидела рядом
со мной, я пел, потому что радиоприемник «форда» сломался. Двигатель тоже начал
сдавать. Снаружи «санлайнер» по-прежнему выглядел шикарно, и я прикипел к
нему всей душой, но прошло уже семь лет с того дня, как он сошел с конвейера, а
его пробег превысил девяносто тысяч миль.
Я разом принес купленные Сейди продукты на кухню, героически покрякивая
от напряжения и картинно покачиваясь. Не обратил внимания, что она не улыбается,
и понятия не имел, что наше короткое возвращение к жизни душа в душу
закончилось. Я по-прежнему думал о Мерседес-стрит и гадал, какое шоу я должен
поставить там… или, точнее, сколь много там должно быть от шоу. Мне предстояло
пройти по лезвию ножа. Хотелось стать своим на Мерседес-стрит, поскольку в этом
случае на тебя не обращают внимания и смотрят с пренебрежением, и при этом
ничем не выделяться. Потому что там собирались поселиться Освальды. Она не
говорила на английском, а он всегда держался особняком, однако дом 2706
находился слишком близко. Прошлое, конечно, упрямо, но и очень хрупко,
карточный домик, и мне предстояло соблюдать предельную осторожность до того
момента, как я полностью закончу подготовку к его изменению. А значит,
следовало…
В этот момент Сейди обратилась ко мне, и вскоре после этого жизнь, какой я ее
знал (и полюбил) в Джоди, провалилась в тартарары.
11
— Джордж? Ты можешь зайти в гостиную? Я хочу с тобой поговорить.
— А может, ты сначала положишь гамбургер и свиные отбивные в
холодильник? И я думаю, что мороже…
—
Do'stlaringiz bilan baham: |