Barthes. Mythologies p aris, Seuil,1957

раньше времени.
Неуместное 
превознесение этого возраста означает, 
что его рассматривают как возраст чисто приватный, 
самозамкнутый, в котором проявляется некий особый 
человеческий статус, некая невыразимая и непереда-
ваемая сущность.
Но, объявляя детство чудом, в то же время утверж-
дают, что это чудо состоит просто в преждевременном 
развитии взрослых способностей. Таким образом, 
специфика детства оказывается двойственной, как и 
все предметы в мире классической культуры: детство 
и зрелость, словно горошины из сартровского сравне-
ния*
6
, составляют два разных, замкнутых в себе, несо-
общающихся и в то же время идентичных возраста. 
Чудо Мину Друэ — в том, что она пишет взрослые 
стихи, будучи ребенком, что благодаря ей сущность 
поэзии низошла в сущность детства. Удивление пуб-
лики вызвано не реальным уничтожением сущностей 
(что было бы делом весьма здравым), а лишь их тороп-
ливым смешением. Это прекрасно выражается в сугу-
бо буржуазном понятии «чудо-ребенка» (Моцарт, 
227
I
. 
М
ифологии 
22 / 35

---

Рембо, Роберто Бенци)*
7
— он является предметом 
восхищения, поскольку идеально воплощает в себе 
функ цию всякой капиталистической деятельности: 
выиграть время, свести длительность человеческой 
жизни к арифметическому исчислению драгоценных 
моментов.
Конечно, такая «сущность детскости» принимает 
различные формы в зависимости от того, какое поко-
ление к ней апеллирует: для «модернистов» детство 
обретает свое достоинство именно благодаря своей 
иррациональности (в «Экспрессе» не пренебрегают 
психопедагогикой) — отсюда даже нелепая параллель 
с сюрреализмом! Для господина же Анрио*
8
, не жела-
ющего прославлять что бы то ни было чреватое беспо-
рядком, детство может быть источником только чару-
юще-изысканного, ребенок не бывает пошлым и 
вульгарным, то есть для детства здесь опять-таки при-
думывают особую идеальную природу, дарованную 
ему небесами помимо всякого социального детерми-
низма; тем самым немалое число детей как бы не до-
пускаются в детство, а настоящими детьми признают-
ся одни лишь изысканные отпрыски буржуазии. 
Парадоксальным образом тот самый возраст, когда 
человек 
формируется,
то есть интенсивно пропиты-
вается всем социальным и искусственным, — для 
г. Анрио представляет собой возраст «природности»; 
в этом возрасте один мальчишка вполне может убить 
другого (факт из уголовной хроники, промелькнувший 
одновременно с делом Мину Друэ) — а согласно г. Ан-
рио, у ребенка не бывает даже циничной издевки, одна 
лишь «искренность», «очарование» да «изыскан-
ность».
Все наши комментаторы сходятся в том, что Поэзия 
обладает особым самодовлеющим характером; для 
всех них она представляет собой сплошную череду 
находок
— этим наивным именем называется у них 
метафора. Чем более стихотворение напичкано всяки-
ми «оборотами», тем большей удачей оно считается. 
Между тем «хорошие» образы бывают только у сквер-
ных поэтов — по крайней мере, только у них не быва-
228
Р
олан 
Б
арт. 
М
ифологии
23 / 35

---

ет ничего другого: они простодушно мыслят себе по-
этический язык как сумму удачных словесных находок, 
очевидно, в уверенности, что поэзия должна быть 
носителем ирреальности, а потому следует во что бы 
то ни стало 
преобразить 
предмет, идя от словарного 
слова к метафоре, как будто стоит не так его назвать, 
чтобы сделать поэтичным. В результате вся эта чисто 
метафорическая поэзия строится из слов особого 
поэтического словаря; некоторые его страницы (для 
соответствующей эпохи) можно найти уже у Молье-
ра*
9
, и вот из этого словаря поэт черпает свою поэзию, 
видя свою задачу в том, чтобы преображать «прозу» 
в «стихи». В поэзии семейства Друэ как раз и реали-
зуется с сугубым прилежанием такая сплошная мета-
форичность, а ее поклонники и поклонницы радостно 
опо знают в ней ясный императивный лик Поэзии —