Barthes. Mythologies p aris, Seuil,1957



Download 2,81 Mb.
Pdf ko'rish
bet33/150
Sana26.11.2022
Hajmi2,81 Mb.
#872938
1   ...   29   30   31   32   33   34   35   36   ...   150
Bog'liq
Bart R - Mifologii

объект
преступления, сохраняет сухое лицо, — ведь он не 
знает, 
не думает,
и его кожа должна сохранять зер-
90
Р
олан 
Б
арт. 
М
ифологии
20 / 35


нистую четкость, гладкую обособленность веществен-
ного доказательства.
Знак и в данном случае отличается двойственно-
стью: оставаясь на поверхности, он тем не менее не 
отказывается и от претензий на глубину. Он желает 
дать нечто понять (что похвально), но одновременно 
выдает себя за нечто спонтанное (что уже нечестно); 
он объявляет себя одновременно преднамеренным и 
необоримым, искусственным и естественным, руко-
творным и обретенным. Все это подводит нас к тому, 
что у знака есть своя мораль. В принципе знак должен 
был бы выступать лишь в двух своих крайних фор-
мах — либо в форме открыто интеллектуальной, дохо-
дящей до алгебраической отвлеченности, как в китай-
ском театре, где вынесенным на сцену знаменем 
обозначается целый полк солдат; либо в форме глубо-
ко укорененной в вещах, как бы всякий раз открывае-
мой заново и выявляющей их внутренний тайный лик, 
знаменующей не понятие, а моментальное переживание 
(тогда примером может служить театр Станиславско-
го). В межеумочном же знаке (таком, как римская 
челка или потение мысли) изобличается неполноценное 
зрелище, которое страшится как наивной правдивости, 
так и абсолютной искусственности. Ибо очень хорошо, 
если спектакль создается для прояснения мира, но 
смешивать знак с означаемым — непозволительная 
двусмысленность. Именно такая двусмысленность и 
свойственна буржуазному зрелищному искусству: 
колеблясь между знаком интеллектуальным и знаком 
нутряным, оно лицемерно пользуется половинчатым 
знаком, эллиптичным и одновременно претенциозным, 
присваивая ему пышное имя 
«естественного».
ПИСАТЕЛЬ НА ОТДЫХЕ
Плывя вниз по Конго, Жид читал Боссюэ*
1
. В такой 
картинной позе хорошо резюмируется тот идеал, к 
которому тяготеют фотографии наших писателей «на 
отдыхе», помещенные в «Фигаро»: они стремятся со-
единить заурядность досуга с престижем творческого 
91
I

М
ифологии 
21 / 35


призвания, которое ничто не в силах ни сдержать, ни 
принизить. В результате — качественный, социологи-
чески действенный репортаж, без всякой утайки по-
казывающий, каким образом наша буржуазия мыслит 
себе своих писателей.
По-видимому, более всего ее удивляет и восхища-
ет ее собственная широта взглядов — ведь она призна-
ет, что писателям, как и прочим людям, тоже иногда 
случается отдыхать. Летний отдых как социальный 
факт появился недавно*
2
, и было бы вообще интерес-
но проследить развитие связанной с ним мифологии. 
С появлением оплачиваемых отпусков он из школяр-
ского быта перешел в быт пролетариев, или во всяком 
случае трудящихся. Утверждая же, что отныне это 
может касаться и писателей, что специалисты по че-
ловеческим душам тоже подчиняются общим услови-
ям современного труда, газета косвенно убеждает 
своего буржуазного читателя, что он идет в ногу со 
временем; ему льстит, что от житейской прозы не за-
страхован никто, его примиряют с «современными» 
реальностями уроки Зигфрида*
3
и Фурастье*
4
.
Разумеется, такая пролетаризация писателя при-
знается лишь сдержанно, а в дальнейшем и вовсе опро-
вергается. Едва получив некий социальный атрибут 
(а отпуск — это и есть социальный атрибут, притом 
весьма приятный), литератор очень быстро возвраща-
ется в свои эмпиреи, деля их с прочими профессиона-
лами по высшему призванию. И то «естественное» 
состояние, в котором остаются увековеченными наши 
романисты, фактически дает возможность выразить 
высокое противоречие между их прозаичным социаль-
ным положением, которое обусловлено нашей, увы, 
слишком материалистической эпохой, и их престиж-
ным статусом, который буржуазное общество щедро 
предоставляет своим лучшим умам (лишь бы они были 
для него неопасны).
Волшебная обособленность писателя доказывает-
ся тем, что во время своего пресловутого отдыха, по-
братски разделяемого им с рабочими и приказчиками, 
сам он не перестает если и не трудиться, то во всяком 
92
Р
олан 
Б
арт. 
М
ифологии
22 / 35


случае нечто производить. Он не настоящий труженик, 
но и не настоящий отпускник: один пишет мемуары, 
другой правит корректуры, третий готовит свою бу-
дущую книгу. А если кто не занят ничем, то он сам 
признается, что такое поведение парадоксально — ка-
кая-то авангардистская выходка, которой не постес-
няется только очень независимый ум. Столь вызыва-
ющая поза дает нам знать, что по «природе»-то своей 
писатель пишет всегда, в любых обстоятельствах. Тем 
самым литературный труд изначально уподобляется 
некоей непроизвольной секреции, а значит, табуиру-
ется, исключается из детерминизма человеческих 
поступков; говоря высоким стилем, писатель одержим 
живущим в нем тираническим божеством, которое не 
перестает глаголать его устами, не считаясь с тем, что 
у медиума — отпуск. Писатели уезжают отдыхать, но 
Муза их не дремлет и без передышки разражается 
новыми творениями.
Такое словоистечение обладает еще и тем досто-
инством, что в силу своей императивности оно очень 
естественно предстает как сущность писателя. По-
следний, конечно, признает, что наделен обычной 
человеческой судьбой, имеет старинный дом в деревне, 
семью, шорты, внучку и т. д.; но в отличие от других 
трудящихся, которые на отдыхе меняют свою сущность 
и, попав на пляж, становятся просто курортниками, 
писатель всегда и всюду сохраняет свою писательскую 
природу; уезжая отдыхать, он тем самым обозначает 
свою человечность; но божество его не покидает, и он 
остается писателем, подобно тому как Людовик XIV 
оставался королем даже на стульчаке*
5
. Таким обра-
зом, литературный труд относится к другим видам 
человеческого труда как амброзия к хлебу; это чудес-
ная, вековечная субстанция, которая снисходит до 
социальных форм лишь затем, чтобы тем яснее пока-
зать свою величественную отличность от них. Все это 
опять-таки подводит к представлению о писателе как 
сверхчеловеке, существе несходном с другими, — об-
щество выставляет его напоказ, обыгрывая ту бута-
форскую особость, которую оно в нем терпит.
93
I

М
ифологии 
23 / 35


Итак, благодушный образ «писателя на отдыхе» есть 
не что иное, как одна из тех хитроумных мистификаций, 
посредством которых добропорядочное общество по-
рабощает своих писателей; чтобы продемонстрировать 
их особое «призвание», нет лучшего средства, чем ос-
паривать его — но не опровергать, отнюдь нет, — его 
прозаическим воплощением; в этом состоит старинная 
уловка любой агиографии. Можно, кстати, заметить, 
что миф о «литературных каникулах» простирается 
далеко за пределы летних вакаций; современная журна-
листика разнообразными приемами все чаще старается 
представить писателя в прозаическом виде. Но было бы 
ошибкой принять это за стремление к демистификации. 
Дело обстоит прямо наоборот. Конечно, для меня, про-
стого читателя, может быть умилительно и даже лестно, 
когда передо мной доверительно приоткрывают повсе-
дневный быт особой породы людей, отмеченных гением; 
конечно, узнавая из газет, что такой-то великий писатель 
носит синие пижамы, а такой-то молодой романист 
питает слабость «к хорошеньким девушкам, сыру реб-
лошону и лавандовому меду»*
6
, я наслаждался бы чув-
ством человеческого братства с ними. Однако конечный 
итог всего этого в том, что писатель еще больше закреп-
ляется в положении «звезды» и еще больше удаляется 
от грешной земли в свою небесную обитель, где ни пи-
жамы, ни сыр ничуть не мешают ему изрекать свое вы-
сокое слово демиурга.
Когда писателя во всеуслышание наделяют телес-
ной плотью, открывая нам, что он, оказывается, любит 
сухое белое вино или бифштекс с кровью, то тем самым 
создаваемые им художественные произведения стано-
вятся для меня еще волшебнее, еще божественнее по 
своей сути. Подробности его повседневного быта от-
нюдь не делают для меня ближе и яснее природу его 
вдохновения, и своей доверительностью со мной пи-
сатель лишь подчеркивает мифическую обособлен-
ность своего удела. Ибо одной лишь сверхчеловечно-
стью может для меня объясняться существование 
людей настолько всеобъемлющих, что они могут но-
сить синюю пижаму — и в то же время олицетворять 
94
Р
олан 
Б
арт. 
М
ифологии
24 / 35


собой совесть человечества, или признаваться в любви 
к реблошону теми же устами, которыми объявляют о 
грядущем появлении своей «Феноменологии Эго». 
Бросающееся в глаза соединение такого величия с 
такими пустяками означает, что люди по-прежнему 
верят в противоречие: оно чудесно все в целом, как 
чудесны оба его члена, и оно, разумеется, утратило бы 
всякий интерес в таком мире, где труд писателя был 
бы десакрализован и казался бы чем-то столь же ес-
тественным, как его привычки в одежде и еде.
КРУИЗ ГОЛУБОЙ КРОВИ
Со времен Коронации*
1
французы изнывали в 
ожидании новых событий монархической жизни, до 
которых они чрезвычайно охочи; и их изрядно раз-
влекло, когда целая сотня королей и принцев разом 
погрузилась на греческую яхту «Агамемнон». Коро-
нация Елизаветы составляла патетико-сентименталь-
ный сюжет, Круиз голубой крови — пикантный эпизод: 
словно в комедии Флера и Кайаве, короли стали играть 
в людей*
2
; отсюда множество ситуаций, забавных 
своей противоречивостью, типа «Марии-Антуанетты-
играющей-в-молочницу»*
3
. В такого рода развлечении 
скрывается тяжкая патология: если противоречие 
способно нас веселить, значит, его члены считаются 
очень далекими друг от друга; иными словами, короли 
по сути своей сверхчеловечны, а если иногда они все 
же принимают на время формы демократической жиз-
ни, то это лишь означает, что они вопреки собственной 
природе снисходят до воплощения в земном образе. 
Показывать, что и короли бывают прозаичны, — зна-
чит тем самым признать, что такое состояние для них 
не более естественно, нежели ангельское состояние 
для простых смертных, это значит констатировать, что 
царский сан — по-прежнему от Бога.
В результате самые нейтральные бытовые жесты 
на борту «Агамемнона» обретают вид исключительной 
дерзости, словно причуды творящей Природы, нару-
шающей границы своих царств. Короли бреются 
95
I

М
ифологии 
25 / 35


сами! — сей факт сообщался в нашей большой прессе 
как нечто фантастически необычное, как будто этим 
самым бритьем короли ставят под угрозу все свое 
королевское величие, хотя фактически они утвержда-
ют этим свою веру в его нерушимость. Король Павел*
4
носил рубашку-безрукавку, а королева Фредерика — 
платье из 

Download 2,81 Mb.

Do'stlaringiz bilan baham:
1   ...   29   30   31   32   33   34   35   36   ...   150




Ma'lumotlar bazasi mualliflik huquqi bilan himoyalangan ©hozir.org 2024
ma'muriyatiga murojaat qiling

kiriting | ro'yxatdan o'tish
    Bosh sahifa
юртда тантана
Боғда битган
Бугун юртда
Эшитганлар жилманглар
Эшитмадим деманглар
битган бодомлар
Yangiariq tumani
qitish marakazi
Raqamli texnologiyalar
ilishida muhokamadan
tasdiqqa tavsiya
tavsiya etilgan
iqtisodiyot kafedrasi
steiermarkischen landesregierung
asarlaringizni yuboring
o'zingizning asarlaringizni
Iltimos faqat
faqat o'zingizning
steierm rkischen
landesregierung fachabteilung
rkischen landesregierung
hamshira loyihasi
loyihasi mavsum
faolyatining oqibatlari
asosiy adabiyotlar
fakulteti ahborot
ahborot havfsizligi
havfsizligi kafedrasi
fanidan bo’yicha
fakulteti iqtisodiyot
boshqaruv fakulteti
chiqarishda boshqaruv
ishlab chiqarishda
iqtisodiyot fakultet
multiservis tarmoqlari
fanidan asosiy
Uzbek fanidan
mavzulari potok
asosidagi multiservis
'aliyyil a'ziym
billahil 'aliyyil
illaa billahil
quvvata illaa
falah' deganida
Kompyuter savodxonligi
bo’yicha mustaqil
'alal falah'
Hayya 'alal
'alas soloh
Hayya 'alas
mavsum boyicha


yuklab olish