политический тон
бартовских «Мифологий». Автор книги, безусловно,
держится левых убеждений, недвусмысленно «анга-
жирован» в ряды левой интеллигенции, которая игра-
ла огромную роль в культурной жизни Западной Ев-
ропы 50-х годов. Он проницательно разоблачает
идеологию колониализма
2
, утверждает освобождаю-
щую, очистительную силу Революции
3
, цитирует не
только классические труды Маркса и Энгельса, но и
политическую публицистику Горького, и даже уста-
новочный доклад Жданова (наст. изд., с. 268)... Впро-
чем, именно в последнем случае лучше всего видна
игровая функция левой идеологии в его дискурсе.
Выбрав из далекой от научности ждановской речи в
принципе верное, но сугубо банальное замечание, Барт
использует эту цитату как
знак —
знак, во-первых,
«академической корректности», заставляющей объ-
ективно признавать правоту даже авторов, не вызыва-
ющих никакой симпатии (на этот счет другие выска-
зывания в «Мифологиях» о «ждановской критике» не
оставляют никаких сомнений), а во-вторых, знак «ле-
визны», благожелательный кивок в адрес Советского
Союза. В результате же такая двойная кодировка ци-
таты делает равно сомнительными оба «сообщения»,
как «научное», так и «политическое», заставляя вос-
принимать цитату как театральный, подчеркнуто услов-
ный жест — своего рода танец на границе партийной
«завербованности». Даже высказывая самые искрен-
1
Ролан Барт. Избранные работы, с. 387.
2
При всей разнице в историческом опыте и политической ситуации,
некоторые образцы этой идеологической критики (из таких, например,
очерков, как «Африканская грамматика») актуально звучат и в пост-
советской России, в эпоху распада империи и арьергардных колони-
альных войн.
3
«Революция — это своего рода катартический акт, в котором
делается явной наполненность мира политикой» (наст. изд., с. 309):
политическое осмысление мира и здесь не обходится у Барта без под-
держки театральной теории катарсиса.
66
Р
олан
Б
арт.
М
ифологии
31 / 35
ние свои политические убеждения (например, свой
антифашизм в памфлетах против Пужада), Барт
разыгрывает
их как театральную сцену.
Впоследствии, отойдя от прямой политической
ангажированности, Барт отошел и от театра — но не от
театральности. Театральность ушла в невербальную
сферу, в сферу жизненного поведения, которое он все
чаще стал рассматривать как смену масок, разыгрыва-
ние условных ролей. В этом смысле в 70-е годы Барт
отзывался, например, об изменчивости взглядов Фи-
липпа Соллерса, который «с очевидностью практикует
«письмо жизни» и, пользуясь термином Бахтина, вводит
в это письмо карнавальное начало...»
1
Он не раз говорил
об «атопичности», незафиксированности своего поло-
жения в культуре, но драматизм этого положения не-
возможно понять, если не учитывать политический
аспект такого положения. При этом Барт, как всегда,
оставался «в арьергарде авангарда»: постмодернист-
ский «дендизм» был ему не совсем впору, «карнавальное
начало» жизни-письма, которое он возводил еще к
жизнетворчеству сюрреалистов
2
, восхищало его вчуже,
самому же ему приносило дискомфортное чувство
«самозванства» в каждой из своих ролей
3
. Самоощуще-
ние характерно театральное (самозванцем был, между
прочим, и герой сартровского «Некрасова»), связанное
с ощущением не просто неадекватности содержания и
выражения, чем определяется в конечном счете каждый
«миф», но и вообще недостатка твердой почвы, на ко-
торую можно было бы опереться, — ситуация «искус-
ственного мифа», паразитирующего не на реальном, а
на заведомо фиктивном материале.
Как известно, Цветан Тодоров восхищался фото-
графией Барта, где он с улыбкой объясняет у доски
некую структуралистскую схему: «...улыбка исполня-
1
Roland Barthes. Sollers
e
crivain, p. 86.
2
См.: Roland Barthes. Le grain de la voix, p. 231.
3
«Ролана Барта [...] в последний период его жизни явно беспокои-
ла мысль о том, что он всего лишь самозванец...» — писал хорошо
знавший его Ален Роб-Грийе (Alain Robbe-Grillet. Le miroir qui revient.
Paris, 1984, p. 61–62).
67
Р
олан Барт — теоретик и практик мифологии
32 / 35
ет здесь функцию кавычек»
1
. Фотография эта, и сама
по себе ярко театральная (резкий разворот тела, раз-
машистый жест, широкая, почти преувеличенная
улыбка), должна была привлечь Тодорова по ассоци-
ации (возможно, неосознанной) с книгой «Мифоло-
гии», где аналогичный визуальный сюжет — профес-
сор у доски с формулами — рассматривается в статье
«Мозг Эйнштейна». Своей улыбкой-«кавычками» Барт
ускользает от пассивной роли мифологического объ-
екта, навязанной некогда Эйнштейну: он превращает
в зрелище и ставит под сомнение самый процесс фор-
мирования «мифа о семиологе», происходящий в ре-
портаже из популярного еженедельника.
Но та же самая фотография и еще глубже укоре-
нена в системе идей и образов Барта. Она является
весьма точным аналогом его излюбленной метафо-
ры — образа
Do'stlaringiz bilan baham: |