* * * МАЛЕНЬКОЕ ЗАМЕЧАНИЕ ДЛЯ РАЗБАВКИ ОПЬЯНЕНИЯ * * *
Ничего ей не сошло с рук.
Жена бургомистра прекрасно ее видела.
Просто она выжидала удачного момента.
Прошло несколько недель.
Футбол на Химмель-штрассе.
«Пожатие плеч» — чтение между двумя и тремя часами каждую ночь после страшного сна
или днем в подвале.
Еще один благополучный визит в дом бургомистра.
Все было чудесно.
До тех пор, пока.
Когда Лизель пришла в следующий раз, без Руди — тогда-то и представился удобный
случай. В тот день надо было забрать белье в стирку.
Жена бургомистра открыла дверь, и в руке у нее не было обычного мешка с бельем. Она
отступила в сторону и знаком известковой руки и запястья пригласила девочку войти.
— Я пришла только забрать белье. — Кровь высохла у Лизель в жилах. И раскрошилась.
Лизель чуть не рассыпалась на куски прямо на крыльце.
И тут женщина сказала ей свои первые слова. Протянула холодные пальцы и произнесла:
— Warte. Подожди. — Убедившись, что девочка успокоилась, она повернулась и торопливо
ушла в дом.
— Слава богу, — выдохнула Лизель. — Она его сейчас принесет. — «Его» — это белье.
Но женщина вернулась вовсе не с ним.
Она пришла и замерла в немыслимо хрупкой непоколебимости, держа у живота башенку
книг высотой от пупка до начала грудей. В чудовищном дверном проеме женщина казалась такой
беззащитной. Длинные светлые ресницы и легчайший намек на мимику. Предложение.
Войди и погляди — вот такое.
Она собирается меня помучить, решила Лизель. Заманит меня в дом, разожжет камин и
бросит меня в огонь вместе с книгами и со всем. Или запрет в подвале без еды и питья.
Однако отчего-то — видимо, соблазна книг не одолеть — девочка поняла, что входит в дом.
От скрипа своих шагов по деревянному полу Лизель поеживалась, а наступив на больную
половицу, ответившую стоном дерева, совсем было остановилась. Жену бургомистра это не
смутило. Она лишь мимоходом оглянулась и шла себе дальше, к двери каштанового цвета. Там на
ее лице появился вопрос.
Ты готова?
Лизель чуть вытянула шею, словно так можно было заглянуть за мешавшую дверь.
Несомненно, это и была подсказка — открывай.
— Езус, Мария…
Лизель сказала это вслух, слова разлетелись по комнате, заполненной холодным воздухом и
книгами. Книги повсюду! Каждую стену укреплял стеллаж, забитый плотными, но
безупречными рядами книг. Вряд ли можно было разглядеть цвет стен. И надписи всех
возможных форм и размеров на корешках черных, красных, серых и всяких цветов книг. В жизни
Лизель Мемингер видела очень мало чего-то настолько прекрасного.
В изумлении она улыбнулась.
На свете есть такая комната!
Даже попробовав стереть улыбку рукой, Лизель мгновенно поняла, что в этих маневрах нет
смысла. Она почувствовала, что взгляд женщины движется по ее телу, и когда обернулась, этот
взгляд остановился на ее лице.
Раньше Лизель бы и не подумала, что может быть столько молчания сразу. Оно тянулось,
как резина, просто умирая от желания разорваться. Его разорвала девочка.
— Можно?
Слово замерло посреди необъятной пустоши деревянного пола. От книг его отделяли
километры.
Женщина кивнула.
Можно, да.
Постепенно комната сжалась, так что книжная воришка, сделав лишь два-три шажка, смогла
коснуться полок. Лизель провела тыльной стороной руки по первой, слушая, как шуршат ее
ногти, скользя по книжным позвоночникам. Прозвучало, как музыкальный инструмент или
мелодия бегущих ног. Лизель повела двумя руками. Все быстрее. По разным полкам
наперегонки. И рассмеялась. Голос распирал, рвался из горла, и когда она остановилась наконец
и замерла посреди комнаты, то не одну минуту стояла, переводя взгляд с полок на свои пальцы и
обратно на книги.
Сколько книг она потрогала?
Сколько книг почувствовала?
Она подошла и снова стала трогать — на сей раз гораздо медленнее, открытой ладонью,
успевая осязать мякотью невысокий вал каждой книги. Как волшебство, как красоту, словно
яркие линии света, сиявшие с люстры. Несколько раз Лизель тянулась вынуть книгу с полки, но
не решалась их беспокоить. Порядок был слишком идеален.
Слева девочка вновь увидела жену бургомистра — та стояла возле большого письменного
стола, по-прежнему держа у живота башенку из книг. Стояла в восторженном наклоне. Улыбка
словно обездвижила ее губы.
— Вы хотите, чтобы я?..
Лизель не закончила вопрос, а просто сделала то, о чем собиралась спросить, — подошла и
осторожно приняла книги из рук женщины. И заполнила ими свободное место на полке у
приоткрытого окна. Снаружи затекал холодный воздух.
Секунду Лизель соображала, не закрыть ли окно, но в итоге передумала. Это не ее дом, и
сейчас ни к чему лезть не в свое дело. Вместо этого Лизель обернулась к женщине, стоявшей
позади, чья улыбка походила теперь на синяк, а руки тонко висели по бокам. Будто у девочки.
Что теперь?
В комнату прокралась неловкость, и Лизель бросила прощальный мимолетный взгляд на
книжные стены. Слова толклись у нее на языке, но выскочили второпях.
— Мне пора идти.
Уйти получилось лишь с третьей попытки.
Лизель несколько минут ждала в прихожей, но жена бургомистра не появлялась, и,
вернувшись на порог комнаты, Лизель увидела, что женщина сидит за столом и пустым взглядом
смотрит на какую-то книгу. Девочка решила не тревожить ее. Белье ждало в коридоре.
На этот раз Лизель стороной обошла больную половицу, всю длину коридора прошагала,
держась левой стены. Она закрыла за собой дверь, медь брякнула ей в ухо, и, держа рядом мешок
с бельем, Лизель погладила древесную плоть.
— Счастливо оставаться, — сказала она.
Поначалу она шла домой оглоушенная.
Нереальность комнаты, полной книг, и оцепенелой, надломленной женщины брели рядом.
Будто в игре, Лизель видела их на домах. Вероятно, это было как у Папы, когда у него случилось
озарение с «Майн кампф». Куда бы Лизель ни посмотрела — всюду видела жену бургомистра с
книгами, сложенными на руках. За углом ей слышался шорох собственных рук, тревожащих
книжные корешки на полках. Она видела открытое окно, люстру славного света — и видела
себя, уходящую без единого слова благодарности.
Скоро ее умиротворение перешло в досаду и в отвращение. Лизель стала корить себя.
— Ты даже ничего не сказала! — Не в такт торопливым шагам Лизель резко затрясла
головой. — Ни до свидания. Ни спасибо. И ни про то, что красивее ничего я в жизни не видела.
Ни слова! — Конечно, она книжная воришка, но это не значит, что нужно полностью забыть о
вежливости. Это не значит, что не надо быть воспитанной.
Добрых несколько минут Лизель шла, борясь с нерешительностью.
На Мюнхен-штрассе борьба закончилась.
Едва завидев вывеску «STEINER — SCHNEIDERMEISTER», Лизель развернулась и
побежала назад.
На сей раз колебаний не было.
Она постучала, кинув сквозь дерево двери медное эхо.
Scheisse!
Не жена бургомистра стояла перед ней, а сам бургомистр. В спешке Лизель не обратила
внимания, что напротив дома на улице стоит машина.
Усатый, в черном костюме бургомистр заговорил:
— Чем могу служить?
Лизель ничего не могла ответить. Пока не могла. Она согнулась пополам, задыхаясь, но, к
счастью, когда хоть немного отдышалась, появилась женщина. Ильза Герман стояла позади мужа
и чуть в стороне.
— Я забыла, — сказала девочка. Подняв мешок с бельем, она обратилась к жене
бургомистра. Забыв о натужном дыхании, Лизель втискивала слова сквозь брешь в дверном
проеме — между косяком и бургомистром — женщине. Дыхание требовало таких усилий, что
слова вылетали малыми порциями. — Я забыла… В смысле, я просто… хотела, — говорила
она, — сказать… спасибо.
И снова на лице жены бургомистра возник синяк. Шагнув вперед и встав рядом с мужем,
она едва заметно кивнула, подождала и затворила дверь.
Еще с минуту Лизель уйти не могла.
Стояла, улыбалась ступенькам.
Do'stlaringiz bilan baham: |