|
ПОЯВЛЯЕТСЯ БОРЕЦ
Пора сменить декорации.
До сих пор нам обоим все давалось слишком легко, друг мой, вам не кажется? Как насчет
того, чтобы на минуту-другую забыть о Молькинге?
Это будет нам полезно.
Кроме того, это важно для рассказа.
Мы немного проедемся — до потайного чулана — и увидим, что увидим.
* * * ЭКСКУРСИЯ ПО СТРАДАНИЯМ * * *
Слева от вас, а может, справа, может, прямо впереди вы видите тесную темную комнату.
В ней сидит еврей.
Он — мразь.
Он умирает с голоду.
Он боится.
Пожалуйста, постарайтесь не отводить глаз.
В нескольких сотнях километров к северо-западу, в Штутгарте, вдали от книжных воришек,
жен бургомистров и Химмель-штрассе, в темноте сидел человек. Это лучшее место, как они
решили. Еврея труднее найти в темноте.
Он сидел на своем чемодане и ждал. Сколько дней он уже здесь сидит?
Он не ел ничего, кроме скверного запаха из своего голодного рта, уже, казалось, несколько
недель, и до сих пор — тишина. Время от времени мимо брели голоса, и ему, бывало, почти
хотелось, чтобы они постучали в дверь, распахнули ее, выволокли его наружу, на невыносимый
свет. Сейчас он мог только сидеть на своем чемоданном диване, подбородок в ладонях, локтями
прожигая ляжки.
Был сон, голодный сон, досада полупробуждения и наказание полом.
Забудь о зудящих ступнях.
Не чеши подошвы.
И не шевелись слишком много.
Пусть все будет, как есть, любой ценой. Наверное, уже скоро в дорогу. Свет как дуло. Как
взрывчатка для глаз. Наверное, уже пора. Уже пора, просыпайся. Проснись, черт побери!
Проснись.
Дверь открылась и захлопнулась, и над ним присела чья-то фигура. Ладонь пошлепала по
холодным волнам его одежды, отозвавшись в чумазых глубинных течениях. На конце руки
раздался голос.
— Макс, — шепотом, — Макс, проснись.
Глаза он открыл совсем не так, как того обычно требует шок. Они не распахнулись, не
зажмурились, не заметались. Такое бывает, если пробуждаешься от страшного сна, а не в него.
Нет, его глаза вяло разлепились из тьмы в сумрак. А среагировало его тело, дернувшись вверх и
выбросив руку, схватившую воздух.
Теперь голос стал успокаивать.
— Прости, что так долго. Скорее всего, меня проверяли. И мужик с удостоверением
личности затянул дольше, чем я думал, зато… — Повисла пауза. — Оно теперь у тебя есть. Не
самого лучшего качества, но, будем надеяться, поможет тебе дотуда добраться, если придется. —
Силуэт наклонился и махнул рукой на чемодан. В другой руке он держал что-то тяжелое и
плоское. — Давай, вставай.
Макс покорился, встал и почесался. Он чувствовал, как натянулись его кости.
— Удостоверение здесь. — Это была книга. — Сюда же положишь и карту и указания. И
вот тут ключ — подклеен изнутри к обложке. — Тихо, как только мог, он щелкнул замком
чемодана и, словно бомбу, опустил туда книгу. — Я вернусь через несколько дней.
Пришелец оставил небольшой пакет — в нем были хлеб, сало и три мелкие морковки. Там
же — бутылка воды. И никаких оправданий.
— Все, что я смог достать.
Дверь открылась, дверь закрылась.
Снова один.
И в следующий миг он услышал звук.
В темноте, пока он оставался один, все было таким отчаянно громким. Стоило
шевельнуться, и раздавался шорох складки. Он чувствовал себя человеком в бумажном костюме.
Еда.
Макс разломил хлеб на три куска и два отложил в сторону. И вгрызся в тот, что остался в
руке, жуя и заглатывая, пропихивая куски вниз по сухому коридору глотки. Сало было холодным
и твердым, оно, будто по ступенькам, падало в живот, иногда застревало. Крупные глотки
отрывали его от стенок и сбрасывали вниз.
Теперь морковь.
И снова он отложил две и набросился на третью. Шум стоял невообразимый. Несомненно,
сам фюрер услыхал звук оранжевого крошева в Максовом рту. Зубы ломались от каждого укуса.
Запивая, он был уверен, что проглатывает их. В следующий раз, заметил он себе, сначала попей.
* * *
Позже, к его облегчению, когда звуки отстали от него и он набрался храбрости пощупать
рукой, все зубы оказались на месте, невредимы. Он попробовал улыбнуться, но не вышло. Он мог
только представить эту робкую попытку и рот, полный сломанных зубов. Час за часом он их
ощупывал.
Он открыл чемодан и вынул книгу.
В темноте он не мог прочесть названия, а зажечь спичку теперь уже казалось чересчур
рискованной авантюрой.
Заговорив, он ощутил вкус шепота.
— Прошу вас, — сказал он. — Прошу.
Он разговаривал с человеком, которого ни разу в жизни не видел. Среди прочих важных
деталей он знал имя этого человека. Ганс Хуберман. И снова он заговорил с ним, с этим далеким
незнакомцем. Он молил.
— Прошу вас.
Do'stlaringiz bilan baham: |
