114
паоло
вирно
грамматика
множества
третий
день
множество как субъективность
У меня возникает искушение сказать, что болтовня похожа
на
фоновый шум: незначительный сам по себе (в отличие от
шумов, связанных с особыми феноменами, например дви-
жущимся мотоциклом или работающим сверлом), он тем не
менее предлагает канву, откуда можно почерпнуть значимые
варианты,
необычные модуляции, неожиданные артикуляции.
На мой взгляд, болтовня создает «сырье» для
постфордист-
ской виртуозности, о которой мы говорили во второй день на-
шего семинара. Виртуоз, как вы можете вспомнить, – это тот,
кто производит нечто неотличимое и неотделимое от самого
акта производства. По определению, виртуоз – это любой го-
ворящий. Но, добавлю сейчас, говорящий безотсылочно, или,
точнее, говорящий, который не отражает в
своей речи то или
иное положение вещей, но устанавливает его с помощью соб-
ственных слов. Это тот, кто, согласно Хайдеггеру,
болтает.
Болтовня
перформативна: слова в ней определяют факты, со-
бытия, положения вещей
60
. Или же, если угодно, в болтовне
можно узнать основополагающий перформатив: не «Я бьюсь
об заклад», «Я клянусь», «Я беру ее в жены», а
прежде всего
«Я говорю». Когда я утверждаю «Я говорю», я тем самым
де-
лаю нечто,
произнося эти слова; более того, я провозглашаю,
что именно я делаю, когда произношу их.
В противоположность тому, что предполагает Хайдеггер,
болтовня не только не является бедным и недостойным опы-
том, а, наоборот, выступает в качестве опыта,
который на-
прямую относится к труду, к общественному производству.
Тридцать лет назад на многих фабриках можно было увидеть
таблички, которые предписывали: «Тишина, здесь работают».
60
Ср.: Остин Дж. Как совершать действия при помощи слов (Остин Дж. Избран-
ное. М.: Идея-Пресс, Дом интеллектуальной книги, 1999. С. 13–135).
115
Тот, кто работал, молчал. Разговоры начинались на выходе
с фабрики или из офиса. Принципиальная новизна постфор-
дизма состоит во включении языка в сферу труда.
Сегодня в
некоторых мастерских могли бы появиться таблички, зеркаль-
но отражающие предыдущие: «Здесь работают. Говорите!»
От работника требуется не определенное число готовых фраз,
но умение коммуникативно и неформально действовать, требу-
ется гибкость, с тем чтобы он имел возможность реагировать на
различные события (с немалой дозой
оппортунизма, заметим).
Используя термины,
взятые из философии языка, я бы сказал,
что речь идет не о
произносимых словах (
parole), а о
langue, т. е.
о самой языковой способности, а не о том или ином ее специфи-
ческом применении. Эта способность, или же общая потенция
к артикуляции любого вида говорения, получает эмпирическую
выразительность
именно в болтовне, переведенной в язык ин-
форматики. В самом деле, там не столько важно «что сказано»,
сколько простая и чистая «способность сказать».
Обратимся теперь к любопытству. И у него тоже в качестве
подлежащего стоит анонимный «некто», бесспорный герой
«неподлинной жизни». И оно тоже, согласно Хайдеггеру,
располагается вне трудового процесса. «Усмотрение», ис-
пользуемое в труде для выполнения определенных обязан-
ностей, в свободное время становится тревожным, подвиж-
ным, непостоянным. Хайдеггер пишет: «Озабочение
может
прий ти к покою в смысле отдыхающего перерыва в орудо-
вании или как доведение до готовности. В покое озабочение
не исчезает, но усмотрение становится свободным, оно уже
не привязано к рабочему миру»
61
. Избавление от мира труда
61
Хайдеггер М. Бытие и время. С. 172.
Do'stlaringiz bilan baham: