118
паоло
вирно
грамматика
множества
третий
день
множество как субъективность
жается на небольшой высоте к явлениям (без того, чтобы в
них укореняться). Беньямин пишет по поводу масс-медийного
любопытства: «…страстное стремление “приблизить” к себе
вещи как в пространственном, так и в человеческом отноше-
нии так же характерно для современных масс,
как и тенденция
преодоления уникальности любой
данности через принятие
ее репродукции»
64
. Для Беньямина любопытство как возмож-
ность приближения к миру обогащает и расширяет возможно-
сти человеческого восприятия. Осуществляемое с помощью
mass media, подвижное видение любопытного не ограничи-
вается пассивным восприятием предложенного спектакля,
но,
наоборот, каждый раз решает заново, что посмотреть,
что именно достойно попасть на передний план, а что должно
оставаться фоном. Медиа тренируют чувства так, чтобы счи-
тать
известное неизвестным или же различать «огромную и
непредвиденную границу свободы» даже в наиболее баналь-
ных и повторяющихся чертах повседневного опыта. Но в то же
время они тренируют чувства с обратным расчетом:
считать
неизвестное известным, приучить себя к неожиданному и уди-
вительному, привыкнуть к отсутствию твердых привычек.
Еще одна важная аналогия. И для Хайдеггера, и для Бенья-
мина
любопытный всегда рассеян. Он смотрит, изучает, экс-
периментирует с любой вещью, но без того, чтобы уделить
ей внимание. Но и в этом случае суждения двух авторов рас-
ходятся. Для Хайдеггера рассеянность,
связанная с любо-
пытством, явное доказательство полной потери корней и то-
тальной неподлинности. Рассеянный – это тот, кто следует за
различными, но взаимозаменяемыми возможностями (если
64
Беньямин В. Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводи-
мости. М.: Медиум, 1996. С. 24–25.
хотите, оппортунист в ранее предложенном значении). И наобо-
рот, Беньямин явно восхваляет именно рассеянность, различая
в ней более эффективный способ
восприятия искусственного,
технически сконструированного опыта. Он пишет: «Развлека-
тельное, расслабляющее искусство незаметно проверяет, ка-
кова способность решения новых задач восприятия. <...> Кино
вытесняет культовое значение [то есть культ произведения ис-
кусства, считающегося чем-то уникальным] не только тем, что
помещает публику в оценивающую позицию [принятие реше-
ния, что является фоном, а что – крупным планом, о чем гово-
рилось раньше], но тем, что эта
оценивающая позиция в кино
не требует внимания. Публика [если угодно, множество в каче-
стве публики] оказывается экзаменатором, но рассеянным»
65
(комментарии в квадратных скобках мои. –
П.В.).
Само собой, понятно, что рассеянность – это препятствие
для
интеллектуального познания. Вещи меняются радикаль-
ным образом, если в игру включается
чувственное восприя-
тие: рассеянность ему благоприятствует и его усиливает; до
определенной степени оно требует непостоянства и несобран-
ности. Итак, медийное любопытство – это чувственное по-
знание технически воспроизводимых артефактов, непосред-
ственное восприятие
интеллектуальных продуктов, телесное
видение научных парадигм. Чувства – или, точнее, «похоть
очей» – осваивают абстрактную реальность, а также материа-
лизованные в технике концепции,
не устремляясь к ним с вни-
манием,
но выставляя напоказ рассеянность.
Любопытство (рассеянное), так же как и болтовня (безосно-
вательная) – свойства современного множества. Очень двой-
ственные,
безусловно, свойства. Но неизбежные.
65
Там же. С. 61.
Do'stlaringiz bilan baham: