16
предисловие
паоло
вирно
грамматика
множества
лективное / индивидуальное. Или, точнее, во
втором термине,
а именно в сфере индивидуального. Народ есть коллектив, а
множество скрыто в тени предполагаемого бессилия, беспоря-
дочного волнения отдельных индивидуумов. Индивидуум – это
незначительный остаток делений и умножений, свершающихся
вдали от него. В том, что является собственно индивидуаль-
ным, индивидуум не поддается описанию.
Так же как не под-
дается ему и множество в социал-демократической традиции.
Стоит упомянуть заранее об одном убеждении, которое будет
постоянно возвращаться в течение этого разговора. Я считаю,
что в сегодняшних формах жизни, как и в современном про-
изводстве (если мы не будем связывать производство, насы-
щенное
этосом,
культурой, лингвистическим взаимодействи-
ем, только с экономико-математическим анализом, но будем
мыслить его в качестве опыта «мира» в широком значении),
существует четкое ощущение того, что пара публичное / при-
ватное, как и пара коллективное / индивидуальное, больше не
имеет силы, работает вхолостую. То, что было строго разде-
лено,
смешивается, накладывается одно на другое. Трудно
сказать, где заканчивается коллективный опыт и где начина-
ется опыт индивидуальный. Трудно отделить общественный
опыт от так называемого частного. В этом размывании границ
становятся менее надежными также и две невероятно важные
для Руссо, Смита, Гегеля, равно как (пусть и в качестве только
полемической мишени)
для того же Маркса категории гражда-
нина и
производителя.
Современное множество состоит не из «граждан» и не из
«производителей». Оно находится посередине между «ин-
дивидуальным» и «коллективным», и разница между «обще-
ственным» и «частным» для него не имеет никакого значе-
ния. Именно из-за размывания этих так долго считавшихся
17
очевидными пар нельзя больше говорить о сводимом к госу-
дарственному единству
народе. Чтобы избежать повторения
фальшивых песенок постмодернизма («многообразие – это
благо, а единство – напасть, от которой нужно беречься»),
необходимо, однако,
признать, что множества не противопо-
ставляются Единому (
l’Uno), но заново его определяют.
Мно-
гие тоже нуждаются в форме единства, в Едином, однако, и
это самое главное, такое единство не является больше Госу-
дарством, а становится скорее языком, интеллектом, общи-
ми
способностями, присущими человеческому роду. Единое
не является больше
посулом, но становится
предпосылкой
5
.
Единство не является больше некой точкой (Государством,
сувереном), притягивающей к себе все вещи, как это про-
исходит в случае с народом, но
становится скорее чем-то
таким, что можно оставить позади в качестве фона или
допущения.
Многие должны мыслиться как индивидуация
универсального, родового, разделяемого. Так, симметрич-
ным образом, нужно понимать Единое, которое, далекое от
того,
чтобы быть чем-то законченным, является основой,
позволяющей дифференцирование, или же допускает по-
литико-социальное существование
многих в качестве
мно-
гих. Я говорю это только для того, чтобы подчеркнуть, что
сегодняшнее размышление по
поводу категории множества
не принимает восторженных упрощений и непринужденных
сокращений, но должно столкнуться с серьезными пробле-
мами: в первую очередь с логической проблемой (которую
нужно заново сформулировать, а не устранить) отношения
Единое / Многие.
5
Здесь отчасти теряется игра слов: promessa («обещание», «посул») и pre mes-
sa («предпосылка»). –
Прим. пер.
Do'stlaringiz bilan baham: