116
паоло
вирно
грамматика
множества
третий
день
множество как субъективность
заставляет «усмот рение» питаться чем угодно: фактом или
событием, сведенным, однако, к спектаклю.
Хайдеггер цитирует Августина, который в десятой книге своей
«Исповеди»
провел великолепный анализ, отталкиваясь от по-
нятия любопытства. Любопытный для Августина – это тот, кто
потворствует
consupiscentia oculorum, «похоти очей»,
страстно
желая наблюдать за редкими и даже ужасными спектаклями:
«Наслаждение ищет лишь красивого, сладко звучного, вкусно-
го да мягкого, а любопытство – вообще всего, подчас даже про-
тивного, не из желания страдать, а чтобы познавать.
Можно ли
наслаждаться видом растерзанного трупа? А между тем люди
сбегаются поглазеть, поскорбеть и попугаться»
62
. И Августин, и
Хайдеггер считают любопытство низкой и извращенной фор-
мой любви к знанию. Короче, некой
эпистемологической по-
хотью. Она является плебейской пародией на
bios theoretikos,
созерцательную жизнь, посвященную чистому познанию. Ни
философ, ни любопытный не имеют практических интересов,
оба они нацелены на являющееся
самоцелью исследование, на
видение без каких-либо внешних целей. Но в любопытстве чув-
ства присваивают качества мышления: они не метафорические
глаза разума, а глаза тела, предназначенные для того, чтобы
наблюдать, впиваться взглядом, оценивать все явления. Аске-
тичная
theoria превращается в «маниакальное желание попро-
бовать, узнать» подсматривающего,
voyeur.
Суждение Хайдеггера безапелляционно: в любопытстве
таится
радикальное отстранение; любопытство «дает захва-
тить себя единственно тем, как выглядит мир, – спо соб быть,
в котором оно озабочивается избавлением от самого себя
62
Блаженный Августин, Творения. СПб: Алетейя, 2000. Т. 1. С. 650.
117
как бытия-в-мире»
63
. Мне хотелось бы сравнить это суждение
Хайдеггера с позицией Вальтера Беньямина. В «Произведе-
нии искусства в эпоху его технической воспроизводимости»
Беньямин, отталкиваясь от того же «неопределенного лица»,
предложил свой диагноз способа
существования массового
общества, в общем, «неподлинной жизни». Конечно, он ис-
пользовал другую терминологию, а также пришел к совсем
другим, чем Хайдеггер, выводам. То, что Хайдеггер считает
опасностью, Беньямин воспринимает как некое обещание или,
на худой конец, важное обстоятельство.
Техническая воспро-
изводимость искусства и любого опыта, реализуемая
mass
media, – это не что иное, как более адекватный инструмент
для удовлетворения универсального и всеядного любопыт-
ства. Но Беньямин восхваляет «манию познания», удовлетво-
ряемую с помощью чувств, «похоть очей»,
которую Хайдеггер
очерняет. Рассмотрим этот момент подробнее.
И любопытство (для Хайдеггера), и техническая воспроизво-
димость пытаются
уничтожить дистанцию, поместить любую
вещь на расстоянии вытянутой руки (или, точнее, взгляда).
Однако эта склонность к близости получает у двух авторов
противоположное значение. Для Хайдеггера, в отсутствие
трудоемкой «заботы о вещах»,
приближение к тому, что да-
леко и чуждо, имеет только один результат: в условиях пагуб-
ной отмены перспективы взгляд не различает больше между
«крупным планом» и «фоном». Когда все вещи оказываются
в недифференцированной близости (то, что происходит, по
мнению Хайдеггера, с любопытным), стабильный центр на-
блюдения за ними исчезает.
Любопытство похоже на ковер-
самолет, который, преодолевая силу притяжения, прибли-
63
Хайдеггер М. Бытие и время. С. 172.
Do'stlaringiz bilan baham: